День начинался прекрасно. Хотя поездка по крестьянским угодьям не смогла вернуть мне прежнюю жизнерадостность, но всё же отчасти подняла мой дух. Я вновь могла искренне улыбаться. И пусть на задворках мыслей стыдилась своей тяги к жизни и отвращению к страданиям, всё же не могла ничего с собой поделать. Я не хотела грустить.
И даже каменный лорд Грэмт в начале дня мало походил на камень. Отчего-то и это меня тоже радовало. Не должно было, но радовало.
Однако, чем больше времени мы проводили вместе, тем больше он снова каменел. Сначала начал леденеть его взгляд, затем мимика, а после он и вовсе превратился в прежнее изваяние. Молчаливое, угрюмое, безэмоциональное.
Я старалась не подавать виду, что заметила перемену, и больше смотрела по сторонам. Но вопреки усилиям мой взгляд то и дело возвращался к жениху. Почему это происходило снова? Его безучастный вид пробуждал во мне злобу. Чем дольше я его наблюдала, тем больше мне хотелось накричать на него и снова растрясти.
Как и вчера вечером, в конце дня он проводил меня до комнаты, но какая же большая разница была между вчерашним и сегодняшним лордом Грэмтом. С сегодняшним мне не хотелось иметь ничего общего.
– Вы невыносимы, – сказала ему на прощание и хлопнула дверью перед его лицом, а сама боролась со слезами.
На душе было мерзко. В ней кипела злость, и обида, и снова печаль. Из-за того, что я заперта в этом замке посреди пустыни и вынуждена соседствовать с камнем, вместо человека. Почему он не мог просто жить? Разве это сложно?
Разве трудно улыбаться новому дню, радоваться красивым пейзажам и смеяться с детьми? Разве это так трудно?
У меня не получалось его понять. И оправдать его не получалось.
– Он даже не старается! – закричала на балконную дверь в надежде, что обитатель соседней комнаты меня услышит.
На тело резко навалилась усталость, и мне нестерпимо захотелось домой. Туда, где всё кипело жизнью вместе со мной.
Лукреция застала меня лежащей на кровати. Я вперилась взглядом в потолок и думала, как избежать этого мучительного наказания – помолвки с каменным лордом. Но сколько бы я ни размышляла, ничего не приходило на ум.
– Чего разлеглась? – злой голос надзирательницы отдавался от стен и усиливал мою головную боль. – Что с твоим платьем? – она тряхнула пыльный подол.
– Прошлась по саду, – ответила ей безучастно.
– Вставай, – Лукреция дёрнула меня за руку. – Нужно переодеть тебя к ужину.
– Не хочу, – оттолкнула её руку. – Мне дурно. Пусть принесут еду в комнату.
Хотя после столь долгого и утомительного дня я и испытывала голод, но по-прежнему не хотела видеть своего безучастного жениха. Одного взгляда на него хватит, чтобы снова лишиться самообладания.
– Ещё чего, – не сдавалась надзирательница. – Поднимайся, говорю! – она стала стягивать меня с кровати.
– Да чего вам всем от меня надо?! – закричала я в ответ. – Мне дур-но, – повторила так внятно, чтобы она поняла. – Или вы хотите, чтобы меня стошнило на глазах у жениха?
Эта угроза привела Лукрецию в чувства. Она зыркнула на меня злобно, но наконец оставила мою истерзанную руку в покое.
– Ну и лежи, – бросила она, разворачиваясь на каблуках. – Если дурно, значит не голодна. К завтраку тебе как раз похорошеет.
Надзирательница ушла, а я так и осталась лежать и, лишь когда стемнело, поднялась, чтобы переодеться. Отсутствие помощи гувернантки меня не смущало, а скорее радовало. Сейчас меньше всего мне хотелось выслушивать её нотации.
– Не такая уж я и голодная, – вздохнула, потирая возмущённый живот.
Больше, чем пропущенный ужин, меня расстраивало отсутствие вестей от лорда Грэмта. Вчера он обещал мне поддержку, если Лукреция будет переходить черту, а сегодня даже не поинтересовался, почему я отказалась от еды.
По коже пробежал неприятный озноб. Будто холод, сковавший жениха, просачивался сквозь разделявшую нас стену и заполнял мою комнату. Окутывал, забирался под кожу и обжигал меня изнутри.
В попытке спрятаться от этого холода, я залезла под одеяло с головой и свернулась калачиком, обнимая плечи и мечтая хотя бы во сне увидеть солнечный Эргейб. Но мне снились холод и ветер. Пронизывающий и пахнущий морем. Вокруг было тихо, и только гул бьющихся о скалы волн доносился до тёмного и холодного замка.
К завтраку, вопреки ожиданиям госпожи Гийер, я не поднялась. Не потому, что хотела позлить надзирательницу, а потому что не смогла. Вчерашний озноб на утро обернулся жаром, а аппетит, который вечером пришлось унимать, теперь улетучился.
Когда Лукреция увидела моё раскрасневшееся, покрытое испариной лицо, она смерила меня хмурым взглядом и молча вышла. Вернулась она спустя добрых полчаса, держа в руках тарелку с бульоном.