Кажется, Вальд наконец нашёл свою эн-нара, свою Заклинательницу камней. Я наблюдал за счастьем друга, и в груди у меня было глухо-глухо. Даже голос Вальда стал отдалённым и приглушённым. Его слова доходили до меня через раз.
– Откуда она в твоём замке? – спрашивал он, но я лишь молча смотрел на кровать, где лежала не Эмили, а другая девушка. И не мог избавиться от ощущения неправильности происходящего.
– Она камеристка леди Мунтэ, Ваше превосходительство, – ответил за меня господин Орно, тихо стоявший у двери и ждавший новых приказаний.
– Леди Мунтэ? – удивился Вальд и, обведя взглядом комнату, вдруг спросил. – Кстати, а где она?
– В пустыне, – ответил я сквозь странный гул. Казалось, меня с головой опустили под воду.
Балконная дверь, лишь недавно мною прикрытая, снова распахнулась, и в комнату ворвался ветер. Теперь, помимо холода, он принёс с собой стойкий запах пыли.
– Будет буря, – прошептал я, пытаясь очнуться от марева.
– Да, буря будет, – ответил Вальд, глядя, на зависшие в воздухе пылинки. – Так что твоя Эмили делает в пустыне?
– В пустыне. Будет. Буря, – повторил я себе. Потом ещё и ещё раз. Так громко, чтобы эти слова осели в моём сознании.
Карета не успеет доехать до ближайшей переправы. Буря застанет её в пути. Даже опытный кучер не отправился бы в дорогу, будь хоть малейшая опасность угодить в пыльный шторм. Тот, кто похитил Эмили, вряд ли знал об этом. Да и как он вообще нашёл того кучера, что взялся за заказ?
– Алан, что с тобой? – Вальд тряхнул меня за плечо.
– Эмили в пустыне, – ответил я. – Мы не успеем их догнать. И не сможем их быстро найти. Эмили в пустыне, Вальд! – повторил я, наконец приходя в себя.
Глава 12
:Эмили Мунтэ:
Спину жгло огнём, а ног я не чувствовала вовсе. Виной тому были лежавшие за шиворотом заговорённые камни – жгучий и ещё какой-то, в разы хуже.
– Больно тебе? – издевательский голос из-под капюшона. И столько в этом голосе было ненависти, что я в очередной раз изумилась. Чем? Чем я так не угодила этой мегере? – И мне больно, – прошипела она, подскакивая с сиденья кареты и нависая надо мной. – Это всё из-за тебя, – её лицо казалось зеленовато пыльным в тени капюшона.
– Что именно у вас из-за меня? – мой голос звучал слабо и почти моляще из-за адской боли, раздиравшей спину.
– Вся жизнь наперекосяк, – выплюнула она и снова плюхнулась на сиденье напротив.
– Где Оливер? И куда вы меня везёте?
– Оливер?! – Лукреция расхохоталась настолько жутко, что у меня волосы на руках встали дыбом. – Нужна ты своему Оливеру, – сказала она, просмеявшись. – Думаешь, такой мужлан, как он, написывал бы тебе романтичные письма? Все они были от меня.
– Все? – переспросила я, пытаясь повернуть голову и посмотреть этой грымзе в лицо. Но тело не слушалось. Мне и говорить-то было сложно.
– Все до единого, – ответила Лукреция ликующе. – Ты, конечно, не знала, но я одинаково хорошо пишу и правой, и левой рукой. Только почерки разные. Ты ведь думала, что Оливер – левша?
Я прикрыла глаза, пытаясь справиться с накатившим на меня разочарованием. Лукреция шипела что-то ещё, но я не слышала. Или не слушала… Выходит, всё было враньём?
Свой вопрос, как выяснилось, я задала вслух.
– Враньём? – усмехнулась Лукреция. – Запудрить голову наивной дурочке – много усилий не надо. Пара страстных взглядов, десяток признаний в письмах, и ты с радостью прыгнула к нему в койку.
– Вы всё это подстроили? Зачем? – из-под ресниц на щёки покатились слёзы, а в памяти ожили воспоминания со смотрин и после. Как на меня с презрением косились даже слуги. И как мой отец не глядя подмахнул мою помолвку и выслал в проклятые земли.
– Затем, – огрызнулась Лукреция. – Ты – грязь, и тебе не место в знатном доме. Если бы не твой отец с его непонятной о тебе заботой, опозорилась бы и выскочила за своего Оливера. И жила бы с этим попрошайкой душа в душу. Только с таким тебе и место.
– Куда вы меня везёте? – повторила, пытаясь унять слёзы. Оплакивать любовь, которой никогда не было, что может быть жалче и бесполезней? Нет, я не буду больше плакать.
– Никуда я тебя не везу, – ответила Лукреция. – Какая мне от тебя теперь польза? Оставлю подарочек твоему папеньке, а заодно и женишку. Каменному этому.
– Он не каменный, – вырывалось у меня.
– Что, уже прикипела? Таким как ты, вертихвосткам, много времени не надо. Ничего-о, и на таких справедливость найдётся.
– И в чём она? Ваша справедливость?
– А вот сейчас и узнаешь, – она стукнула по продолговатому окошку в стенке, и кучер отодвинул заслон. – Останови тут, – велела Лукреция.