— Колдовство? — выдавила я, стуча зубами. — Волшбе-то без разницы, у кого кулак крепче.
Волчица на мгновение задумалась, потом кивнула:
— Только нам с тобой на магию рассчитывать не приходится.
— А на что тогда полагаться? — недоуменно спросила я.
— На силу духа.
И мы приступили к тренировкам…
А ведь мне посейчас невдомек, за какие такие заслуги приблизила меня к себе благородная домна Мареш, за какие такие таланты пригрела. Ведь кто я? Приблуда без роду-племени, найденная Дарининым родичем в лесу во время охоты. Сестрица названая говорит, что учуяла она на мне следы сильной волшбы, что не просто так я память-то потеряла — поработал надо мной неизвестный колдун. Подшутил да бросил… Вот и учит меня Дарина теперь до седьмого пота, до изнеможения, до черных мушек перед глазами. Потому что нельзя всю жизнь быть жертвой. Нельзя!
— Договорились? — Меня грубо выдернули из воспоминаний. — Благородная фата надбавит за труды?
Я отсыпала в загребущую руку горсть медяков из своего поясного мешочка.
— Тебя-то кто к нам на заимку направил? — с запозданием решила я расспросить своего соперника.
— Домна Димитру велела. Говорит, сходи, Антон, до невестки, подсоби одиноким женщинам.
Ага, понятно… Управительница арадская заботу о родственниках проявляет. Если по-честному, то Дарина ей и не невестка вовсе, а сестра невесткина. Так, не пришей кобыле хвост по нашим меркам. У домны Димитру сын есть, справный да ловкий, вот он-то и был женат на Дарининой сестре. Люди сказывают, красавица была писаная, Вайорика звали. На нашем валашском наречии так называется бледный луговой цветок. Да только не заладилась у нее семейная жизнь с самого начала. Всего-то пару седмиц молодые после свадьбы помиловались. Михай на войну ушел, а женка его закручинилась и померла в одночасье. Никто и не уследил как…
— …говорит, у трех сосен направо повернешь, чуток поплутаешь, в тисовый забор и упрешься…
Я затрясла головой, пытаясь поймать ниточку разговора. Пришлый Антон тарахтел не переставая. Голос его, низкий, рокочущий, накатывал волнами, забивая уши почище озерной воды.
— Ну так передай достопочтенной, что все исполнил в точности, — махнула я рукой в сторону леса.
— Чего я исполнил? — Недогадливый увалень еще на пару шагов приблизился к дому.
Я решительно заступила дорогу наглецу:
— Ну в забор уперся, одиноким женщинам помог. Так домне Димитру и передай.
Вишь, еще не хватало разных пришлых обедами выкармливать. Антон наморщил лоб и почесал в затылке. Короткий ежик волос говорил о том, что перекидывался он совсем недавно. А интересно, в волчьем обличье он такой же огромный? И тут до меня наконец дошло, почему гость сразу показался мне подозрительным.
— Ты калека, что ли? — сразу приступила я к делу.
Мужик обиженно засопел:
— Вот еще…
— А чего тогда дома отъедаешься, когда остальные воюют?
Мужик обиделся еще больше:
— Я единственный сын. Один у мамки родился. Мамка-то и рада была бы еще кого родить…
Тогда понятно. Кормильца из семьи наш господарь не забирает. Закон такой есть. Сто четырнадцатый вроде. Сразу после запрета человечину жрать, если я ничего не путаю. А чего, правильное уложение. Старики сказывают, в ранние времена вообще вседозволенность была — боярские роды перегрызлись промеж собой, чужаков у границ феодов убивали, сами ослабли, соседей озлобили. Вот и пришлось господаря со стороны звать, чтоб сплотил, вразумил, уберег. С тех пор нами романе и правят. Только не простые. Простому в наших краях делать нечего. А самые сильные тамошние колдуны.
— …посмотреть бы…
Голос Антона раздавался уже за моей спиной. Ну надо же. Пока я тут думы думаю, да не заурядные, а самые что ни на есть государственные, он меня обойти решился! Я ринулась вдогонку.
На крыльце мы оказались почти одновременно. Я дернула на себя дверь, пытаясь войти первой. Приставала оттер меня богатырским плечом и сам ввалился в горницу. С-с-собака!
Дарина потянула носом и громко чихнула:
— Гость в дом — радость в дом.
Антон поклонился от порога и степенно уселся за стол напротив хозяйки. А мне чего оставалось делать? Тоже умостилась. Да еще плошку с брынзой поближе пододвинула, чтоб мне больше досталось. Сестрица, еще раз чихнув, протянула гостю деревянный нож. Уважение, стало быть, оказала. Ну да, как же двум слабым женщинам эдакого помощника не уважить. Тот ловко накромсал золотистую мамалыгу, и мы приступили к трапезе.
Дарина поглядывала на меня исподлобья, пряча усмешку. Кажется, ее забавляла моя лютая ненависть к незваному гостю. А гость между тем, тщательно облизав ложку, откинулся на лавке: