С тетей и Марьяной Варя прощалась около зоны досмотра. Обнимала их и шутила, что не успеют улететь, как время уже пролетит и она вернется домой.
— С папой не ругайся. Он у тебя хоть и суров, но очень близко к сердцу воспринимает твои замечания, — напомнила тетя.
— Я с ним никогда не ругаюсь, — весело ответила Варя. — Я с ним обиженно молчу.
— Как два барана, — подтвердила Галина. — Но диалог лучше молчания. Будь мудрее, иди на сближение первой.
— Я не планирую ругаться и отмалчиваться. Честно-честно, — состроив невинное лицо, сказала Варя и быстро перевела тему: — Марьян, помимо варенья и разных вкусностей, что еще хочешь, чтобы я тебе привезла?
Марьяна глянула на Галину с немым вопросом, а будет ли она продолжать разговор со своей племянницей, но та улыбнулась и слегка кивнула. За столько лет они уже привыкли к тому, как ловко Варька уводила тему, на которую не хотела говорить.
— Цуйку не забудь, а то деда моего расстроишь.
— Дед Сережу никогда не расстрою, — засмеялась Варвара. — Хорошо, на свое усмотрение куплю что-нибудь к твоим гостинцам. — Громко вздохнула и взялась за ручку чемодана. — Мне ужа пора, девочки. Буду скучать.
— Лети, птичка, знаем как ты скучать будешь. Звонить не забывай лучше, — улыбаясь ответила Галина.
— Хорошей дороги, Варень, — Марьяна тоже улыбнулась, но поджала губы, сдерживая детский порыв крепко обнять. Варя ей была как сестра.
Та кивнула, махнула рукой и сказала:
— Полетела!
В тот день они расстались на года, вместо запланированных месяцев.
Перелет был спокойным, визовый контроль без очередей, а багаж получилось забрать быстро, поэтому настроение у Вари было прекрасное. Папа стоял с суровым лицом, с подозрением взирая на окружающих, но как только увидел дочь, то сразу подобрел и заулыбался.
— Буна! — пробасил Григор.
— Буна, папа, — весело ответила Варя и обняла отца. Они почти сразу перешли на румынский, и казалось, что не было этих лет в Питере. Сердце затопило такой щемящей ностальгией, захотелось увидеть бабушку, поработать в мастерской.
Пока ехали домой отец расспрашивал об учебе, шутил, пожаловался на бабушку. Дэкиэна Петреску была женщиной волевой и сильной, семью держала в ежовых рукавицах. Варвара помнила, как получала и по рукам за то, что полезла трогать еще не готовую посуду, и по попе — за детские проделки. Но спустя годы могла только сердечно поблагодарить бабушку за ее строгость — та вырастила внучку бойцом. И то, что Варя была еще жива и невредима — все это было заслугой Дэкиэны.
За окном машины мелькали луга, поселки, потом показался край Бухареста, и вскоре они влились в городской поток старого ораша. Григор жил почти рядом с Университетом Бухареста.
После сытного обеда, в который непременно входила чорба, хотелось только одного — вытянуть ноги. Варя так и упала в кресло, положив ноги на пуфик. По телу разлилось тепло и она прикрыла глаза, задремав в неудобной позе. Снился ветхий сарай у бабушки в хозяйстве. Он стоял на отшибе участка, с прогнившей крышей и даже днем вызывал неприятную дрожь по телу, будто был обитаем нечистью. Варвара хорошо помнила, как его сносили, а Дэкиэна закидывала землю настоянным на своей крови зерном для защиты. Пелена была особо тонкой в местах темных, лишенных света, где человек совершал дурное или копил страх. Вот там, как проказа, расползались прорехи на барьере.
Во сне же сарай стоял на месте, с новой крышей, да и выглядел почти новеньким. Варвара огляделась и удивленно охнула — от бабушкиного двора ничего не осталось. Все было иное, даже дом их стал больше, богаче. Из него и вышел статный мужчина с сединой на висках. В расшитой рубахе и кожаных штанах. Уж больно веяло от него национальным колоритом позднего Средневековья. Варвара пригляделась и глазам своим не поверила. Это же был их пра-прадед, Андреж Петреску. Он будто сошел со старого портрета, что висел над камином в гостиной бабушкиного дома.
Мужчина двинулся к сараю, а Варя последовала за ним. Сон уже не казался лишь сновидением, сознание ее ушло в прошлое, зацепилось за отпечаток на Пелене и теперь восстанавливала картины минувшего. Такое и раньше бывало, особенно, когда Варвара возвращалась к отцу или, наоборот, прилетала в Петербург. Тело будто настраивалось на новую реальность, заново училось чувствовать барьер между мирами.
Андреж Петреску шел уверенно, постукивая плетью о сапог, но не успел он открыть дверь, как Варя услышала пронзительный скулеж. Внутри кто-то был, и звуки явно принадлежали зверю. Андреж распахнул дверь и вошел внутрь. В самом углу, на цепи сидел волк. Увидев вошедшего, он ощетинился, оскалился и зарычал.