- Свинья в иллюминаторе, свинья в иллюминаторе, свинья в иллюминаторе видна! Как сын грустит о матери...
Допеть ему не удалось - пенек, попавшийся под правую ногу, прервал космический полет на самом интересном месте.
Оправившись после приземления, Максимыч благоразумно решил не рисковать больше жизнью и продолжить свой путь на четвереньках. Этот способ передвижения, не очень трудный и сравнительно безопасный, имел только одно большое неудобство - чтобы смотреть перед собой, надо было задирать голову вверх, а Максимыч, утомленный визитом к шурину, был слишком слаб для таких физических усилий. Но ползти с опущенной головой тоже невозможно, потому что тогда она начинала слишком часто ударяться о деревья. Но голова же Максимычу была еще нужна - хотя бы для того, чтобы сообразить, какие травки шурин добавляет в самогон? Отчего он получается такой душистый и зеленый? Самогон понятное дело, а не шурин. Шурин после самогона обычно становится красным, а поскольку закусывает он всегда луком, то и душистым его, при всем уважении, назвать никак нельзя.
Внезапно Максимычу послышался какой-то новый шум. Что-то вроде плеска. Пришлось поднять голову, чтобы посмотреть.
Увиденное Максимычу не очень понравилось. Размышляя о самогоне и шурине, он сбился с курса и теперь очутился на самом краю обрыва.
Внизу шумела, ударяясь о берег, вода. Чернела похожая на какое-то пугало коряга. И что-то белело в воде, покачиваясь на волнах.
Максимыч поморгал, пригляделся и закричал изо всех сил, судорожно пытаясь подняться с четверенек.
Это было человеческое тело.
Глава 38 ПРИЧИНЫ, ЧТОБЫ ОСТАТЬСЯ
Пробиться во внутренние помещения, куда унесли отца и сына, мне удалось только с большим скандалом. Охранники Листовского, поставленные у двери на страже, стояли насмерть, так что мне пришлось отбросить привычную деликатность в обращении и начать визжать и ругаться последними словами. Только тогда один из громил сходил внутрь и вернулся с разрешением впустить меня.
Проскочив за могучие спины секьюрити, я наткнулась на идущего мне на выручку Даниеля, по инерции изругав и его.
Внутри оказалось гораздо больше народа, чем я ожидала, - не только ангелы, но и Надя, и осунувшийся Борис, и Могила с компанией, и пара каких-то незнакомых мне личностей, и бармен, и официанты, и даже кое-кто из гостей. Листовский лежал на диване. О том, что он еще жив, говорили только изредка моргающие глаза. Возле него сидела заплаканная домработница. Тела Кирилла в комнате не было.
Сразу вслед за мной прибыл Захаров - без дамы, но с недовольной физиономией. И первым делом набросился на Себастьяна:
- Кто говорил мне, что ручается за успех? Ты? Поздравляю! Успех феноменальный! А уж его последствия будут и вовсе сногсшибательными! Готовься, родной, звони адвокатам, потому что я пополам порвусь, но разгоню всю вашу шарашкину контору, а тебя, Шнайдер, и дружка твоего усажу на нары, чего бы мне это ни стойло!
- Знаете, Захаров, за что народ не любит милицию? - совершенно спокойно ответил Себастьян. - За то, что вы очень плохо воспитаны. Совершенно не умеете себя вести.
От такой наглости Захаров даже притих.
- А у меня для вас, между прочим, есть небольшой сюрприз, - продолжал Себастьян и обратился к незнакомым личностям: - Не могли бы вы встать у двери? Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь покинул эту комнату раньше времени.
Личности вопросительно посмотрели на Захарова, из чего я сделала вывод, что они находятся под его началом. Захаров недоверчиво покосился на Себастьяна, но кивнул.
А Себастьян пригласил всех сесть. Сам он остался стоять. Когда присутствующие заняли стулья и кресла, а те, кому места не хватило, опустились на подлокотники и подоконники, он произнес:
- Почти с самого начала стало ясно, что убить Кирилла пытаются не враги Листовского: слишком дилетантскими казались попытки. Было ясно, что в этом деле намешано очень много и трудно сразу отделить главное от второстепенного. А времени - в обрез, его всегда мало, когда человеку угрожает смерть. И мы с Даниелем подумали: если убийство замышляют не конкуренты отца-бизнесмена, то кому может быть выгодна смерть сына. Ответ напрашивался сам собой: конечно же, единственному наследнику их обоих! То есть Борису Листовскому.
Борис вскочил со стула:
- Это ложь! Ложь!
- Почему же? - спокойно ответил Себастьян. - Разве вы не нуждались в деньгах? Вы же женатый человек, вам нужно содержать семью.
- Что? - шепотом спросил Листовский и даже сделал попытку приподняться. Могила остановил его.
- Что? - я вытаращила глаза.
- Когда мы искали в загсах заявление Кирилла, то нашли еще одно заявление на ту же фамилию, но по нему брак был зарегистрирован. Юля считалась девушкой Кирилла, но на самом деле уже несколько месяцев была женой Бориса.
Борис молча опустил голову.
- Странно, не правда ли? - продолжал Себастьян. - Вы не очень-то скрывали ваши близкие отношения. Юля справедливо полагала, что Кирилл слишком самонадеян и явно недооценивает своего кузена, чтобы заподозрить его в чем-нибудь. Почему же ваше трио не распадалось? Почему Юля продолжала играть в какую-то странную игру? Мы стали искать причину и нашли ее.
Себастьян подошел к Борису.
- Кирилл вас не уважал. И не любил. Но он использовал вас как рабочую лошадку в своих делах, полагаясь на вашу порядочность. К тому же дела эти были очень и очень темные, так что при случае на вас можно было свалить всю вину, а самому остаться в тени. Одно мне интересно, вы хоть понимали, что отмываете деньги наркомафии?
Борис молча кивнул, у меня снова отвалилась челюсть. Вот это да! Вот так тихоня! А Кирилл-то, Кирилл каков!
- Но Кирилл не учел, что, попав под влияние Юли, вы стали работать на себя: брали деньги, ни слова не говоря Кириллу, прокручивали их и полученную прибыль клали в карман. Убийство Кирилла дало бы вам возможность завладеть всеми деньгами...
- Как вам не стыдно!
Все повернулись на звук голоса.
- Стыдно! - повторила домработница. - Борис прекрасный, чистый мальчик! Как вы можете обвинять его?!
- К сожалению, все, что я сейчас сказал, - правда, - ответил Себастьян. - И это хороший повод для убийства.
- Все это клевета! - Домработница взмахнула кулаком с зажатым в нем мятым платком. - О покойниках плохо не говорят, но Кирилл рос испорченным, избалованным, порочным мальчишкой! У него было много врагов, и его смерти мог желать кто угодно!
- И это правда. Кроме того, Кирилл не знал о махинациях Бориса, а Борис, полагаю, понимал, что забрать все деньги - значит нажить страшных врагов и фактически подписать себе смертный приговор. Были и еще причины, по которым мы перестали подозревать Бориса.
Себастьян замолчал. В комнате наступила тишина, и я почувствовала, что у меня трясутся поджилки.
- А теперь, - сказал Себастьян, - Даниель, будь добр, возьми у Александры Сергеевны ее Сумочку.
На лице домработницы отразилось недоумение, смешанное с возмущением:
- Что это значит? - дрожащим голосом спросила она. - Какое вы имеете право? - Она ударила по протянутой за сумочкой руке Даниеля и пронзительно взвизгнула: - Я буду жаловаться! Это незаконно!
Захаров смотрел на женщину с интересом, окончательно забыв про свою злобу:
- Почему же незаконно? Давайте сюда вашу сумку!
Сумочку отняли, а домработница села обратно на диван, обхватив себя за плечи и озираясь по сторонам с каким-то странным выражением лица.
Содержимое сумочки вытряхнули на письменный стол, подозвав ближе двоих гостей. Так вот зачем они были нужны, поняла я, это понятые!
Захаров издал торжествующий возглас и показал что-то Себастьяну. Осторожно подойдя ближе, я увидела пустую ампулу с надломленным кончиком.