Мария Вельская (Шеллар Аэлрэ)
Невеста короля теней или игра на выживание
ПРОЛОГ.
Глупость трудно понять, но можно простить. Подлость можно понять, но прощать всё же глупо.
Михаил Михайлович Мамчич
Высокие серые стены, холодные стеклянные витрины, серая река машин и потоки дождя. На душе так же серо.
Шурх. Вверх-вниз шуршат дворники. Маленькая зеленая машинка просачивается вперед, перестраивается.
Я усмехаюсь, прикрывая глаза. Инка в своем репертуаре. Снова спешит, снова пытается гнать, хотя куда уж тут в пробке разогнаться? Замечания делать бесполезно — проходили. Зачем согласилась с ней ехать? Подруга все-таки. Как-то боязно её бросать в таком состоянии. Три года с парнем встречалась, уже собирались пожениться, а тут — всё. И главное, тихушница, нам с девчонками ничего не говорила, скрывала. Ох, Инка-Инка, вредноносица настоящая.
— Инн, ты поосторожнее все-таки — прошу, когда мы мы оказываемся у самого бордюра на мосту через реку.
Подруга отрывисто кивает, отчего её рыжие кудряшки воинственно топорщатся.
— Сейчас доедем и откроем бутылочку коньяка, — говорю, успокаивая, — все равно у меня кроме Тимофеича никого нет, а тот и рад будет об тебя всю шерсть обтрепать.
Тихо радуюсь слабой улыбке на бледном лице нашей веселушки. Значит, ещё не все потеряно. Кототерапия спасет мир!
Сворачиваем на боковые улочки, здесь спокойнее и меньше машин, хотя дождь по-прежнему льет как из ведра.
Прижимаю к себе пакет из супермаркета и как раз собираюсь его положить рядом, когда буквально в метре от нас вдруг вспыхивает грозовой высверк.
Я вскрикиваю от неожиданности, Инка изо всех сил давит на тормоз, визжат шины.
Откуда в большом городе с кучей громоотводов такие молнии?
И бьет не в крышку высотки — а на дорогу, совсем рядом. За ней вторая, третья, четвертая.
От ужаса мурашки по коже. Но стихией невозможно не восхищаться. Эти огненные высверки, всполохи искристо-фиолетового чистого сплава энергии будят в душе что-то давно забытое. То, что снилось мне ночами в первые годы в детдоме, куда я попала лет эдак в пять. Просто сидела у них на пороге, размазывая сопли и слезы и не могла вспомнить, как тут оказалась.
— Сашка, ложись, — в зеркале видны широко распахнутые от ужаса глаза подруги.
Мы как в клетке. Молнии бьют справа, сверху, слева, спереди… От страха уже и дышать нечем, эта вакханалия ни на что не похожа!
Я не сразу замечаю, что вдруг становится очень тихо.
И что подруга больше не скулит от ужаса, а смотрит холодно перед собой. В глазах — тоска и растерянность.
— Саш, прости меня… — тихий шепот, — но иначе Вейрен от меня уйдет, а я не могу этого допустить. Я не могу без него больше, понимаешь? — оборачивается, вскидывая блестящие от слез глаза.
Кажется, кто-то перепил успокоительного. Не надо было её за руль пускать.
Стараюсь как можно более ласково улыбнуться. В конце концов, у человека душевная травма, мало ли что она себе там придумала?
— Да все в порядке, Инн. Ты, главное, не переживай, — фыркаю, стараясь не коситься в сторону подозрительно притихших молний.
— Думаешь, я ненормальная? — вскидывается. Зелень чужих глаз в темноте машины навевает иррациональный страх. — Я… — всхлипывает, мотая головой, — извини меня… Ещё раз — извини. Он говорит, тебе там будет лучше. Ты все равно не из нашего мира. И Город тебя давно зовет.
Ну вот, а такой хороший человечек был. Что любовь с людьми делает? Осторожно подбираюсь. Не лучше ли будет выпрыгнуть под дождь? Как-то не по себе становится.
Но Инка всегда меня отлично чуяла.
Зараза выпрыгнула из машины за секунду до того, как собиралась я. Двери заблокировались.
И вокруг нас с железным конем вспыхнул настоящий ад.
Молнии сверкали, гремел гром, поднялся жуткий ветер, завывания которого были слышны даже сквозь стекла.
Наверное, я все-таки потеряла хладнокровие и закричала. Не помню.
Память начала меня подводить с того момента, как ветвистая сверкающая плеть ударила прямо в лобовое стекло.
Разум помутился — и…
Пришла в себя от того, что лежать было мокро и сыро. Здесь шел дождь. А… собственно, где это — здесь?
Светло — на дворе явно стоит день. Даже солнышко проглядывает. Встала, со стоном схватившись за голову. Её буквально тисками сдавило. Вот же… труженики-молоточки!
С трудом поднялась, с ужасом понимая, что джинсы безнадежно промокли, как и легкая куртка. Неужели вчера напилась? А почему я должна была напиться? А я — это, вообще, кто?