— Знаете? — в замешательстве прошептала Анна. — Вы не можете знать!
Но Барбароха, кажется, действительно здорово задели слова убогой хромоножки, ранили в самое сердце, задев за что-то болезненное и уязвимое. Грудь его вздымалась, словно от гнева ему не хватало воздуха, и он ухватил свою предполагаемую невесту за руку безо всякого почтения. Его толстые волосатые пальцы ловко, словно паук, вскарабкались по ее рукаву и вцепились вскрикнувшей от боли девушке в шею и в волосы, Барбарох встряхнул Анну и согнул ее так, как полагалось бы согнуть нерадивую служанку перед тем, как всыпать ей хороших розог за нерасторопность.
— Молодого захотелось, да? — шипел Барбарох, отвратительно трясясь, как жидкий холодец. Его пальцы причиняли Анне боль, та закричала, когда разъяренный Барбарох от ярости принялся трясти ее, как куклу. — Красивого? Самого-самого в королевстве?! Ну, хромоногая дура, признайся — ты же на Короля засматриваешься? Глупая пестрая курица… лишенная разума девчонка! Его отведать хочешь? Думаешь, он польстится на твой титул и хромую ногу? Ну, так ты думаешь?
— Я ничего подобного не думаю, — простонала Анна, стараясь освободиться от рук Барбароха. — Король предназначен Изабели в мужья, и этого не изменить!
— О да, — с хохотом прокричал Барбарох. — Уже сегодня вечером она будет иметь счастье познакомиться с ним лично! Хочешь занять ее место в этот волнительный момент? Так я помогу тебе! — Барбарох притянул сопротивляющуюся девушку к себе и зашептал ей прямо на ухо — страшно, горячо, почти одержимо. — Твой любимый зеленоглазый красавец извозит тебя в такой грязи и так угостит своей любовью и лаской, что спеси у тебя поубавится. После его любящих супружеских объятий ты будешь рада даже нищему и его лачуге — но не Королю!
Анна не успела ответить, да ее слова ничего б не изменили — Барбарох щелкнул пальцами, и тот щелчок показался перепуганной девушке громовым. От этого жуткого звука, казалось, затряслись, заволновались, как море, каменные стены, и Анна ощутила, как падает в черную пропасть, которая жадно затягивает ее, желая сожрать и утопить в темноте…
Глава 3. Королевские смотрины
…Она пришла в себя в воде. В холодной и мутной воде, похожей на ту, что по весне наполняет ров вокруг крепостной стены. Было темно — зрение почему-то возвращалось медленно, нехотя, все предметы кругом казались ей расплывчатыми пятнами, — и ее мозг пронзила страшная мысль, что ее кинули в королевскую тюрьму, в подземелье, за отказ советнику Барбароху. С криком вынырнула она, отплевываясь, откашливаясь, исторгая из себя рвущую легкие воду, цепляясь за скользкие борта ванной, напуганная до судорог. Ее тотчас подхватили подмышки чьи-то руки — поспешно и заботливо, как ей показалось, — и чей-то ликующий голос несколько раз выкрикнул:
— Слава Воронам! Она ожила! Ожила!
Последнее, что Анна помнила — это ее драку с Барбарохом. Его злобные тычки, его жесткие пальцы, наставляющие ей синяков. Что этот подлец с ней сделал?! Околдовал, отчего она впала в сон, подобный смерти?!
На шее ее лежало что-то холодное и тяжелое, словно ошейник. Все еще ничего толком не видя, она ухватилась за шею, пальцы ее нащупали подвески и драгоценные камни. Странная вещь; зачем на нее надели драгоценности, если думали, что она мертва?!
— Я думала, — продолжал причитать очень знакомый голос, — что пропали наши головушки! Молодец, студиозус! Не зря тебя учили, все-таки. Выучился бы — глядишь, магистром стал бы. Смотри — вернул к жизни нашу голубку! А ведь жизни наши на волоске висели! Шутка ли — королевская невеста с собой решила покончить, а мы не доглядели! Ну, давай, давай, милая! Поднимайся! Пойдем, милая, оботремся, переоденемся… а то, не приведи, луна, захвораешь еще, вода-то больно уж холодна…
— Что произошло?! — хрипло выдавила из себя Анна, подчиняясь заботливым рукам, которые помогали ей выбраться из воды. — Что случилось?
Зрение окончательно вернулось к ней, и она с изумлением рассмотрела на себе длинную черную шелковую рубашку с тончайшими кружевами — такие обычно надевали на Изабель. С изумлением Анна провела по животу, разглаживая мокрый драгоценный шелк — и тотчас же поняла, что руки, оглаживающие ее тело, не ее вовсе! Крохотная белоснежная ножка, выглядывающая из-под подола, с порозовевшими от холода пальчиками, с блестящими ровными ноготками — это ножка Изабель, совершенная и изящная! И стоять — стоять ровно было так удобно, потому что не было выламывающей тянущей боли в бедре… Тело, в котором Анна себя ощущала, трясущееся от холода, принадлежало вовсе не ей, а Изабель! Это ее богатые волосы лежали на плечах, которые Анна лихорадочно обшаривала, это ее роскошная грудь вздымалась и виднелась в вырезе сорочки, это ее, ее тело! Изабель!