И день этот настал — еще с вечера отец отослал письмо, а утром над Башней Посланий уже кружились с криками вороны, принесшие добрую весть. Быстрый Ворон, хлопая крыльями, уселся прямо на подоконник раскрытого окна, и, каркнув, выпустил прямо в ладонь старого хозяина — Среднего Ворона, — роскошное ожерелье. Он словно украл его в самой дорогой сокровищнице, потому что, едва только драгоценность оказалась у хозяина, он бочком отпрыгнул и, расправив крылья, тотчас сорвался с подоконника, улетел, скрывшись в утреннем тумане, опасаясь расплаты за воровство.
— Королевское благословение! — пробормотал старик, усмехаясь и сжимая драгоценность в сухой ладони, потемневшей от старости. — А Король-то не так легкомысленен, как я полагал… И не так упрям, как о нем говорят. Что ж, это неплохо. Неплохо…
Черные крылья снова захлопали за окном, но на сей раз ворон — необычайно крупный, черный как ночь, холеный, — влетел в комнату, опустился на пол. Острые коготки его зацокали по каменному полу… и в мгновение ока он перекинулся в человека, остроносого и чуть сгорбленного, словно его спина привыкла сгибаться, да так до конца и не разогнулась. Его тучное тело было облачено в черные и синие шелка, на груди, поблескивая в неярком утреннем свете, висела массивная золотая медаль на толстой цепи, толстые икры обтягивали чулки с красивыми стрелками, круглая голова торчала поверх белоснежного накрахмаленного до неимоверной жесткости воротника.
— Господин королевский советник Барбарох, — голос Среднего Ворона прозвучал удивленно. Старик уважительно поклонился гостю, и тот покрутил головой, то ли привыкая к человеческому образу, то ли устраивая свою круглую голову поудобнее на острых краях чрезмерно жесткого воротника. — Какая нечаянная радость… Что за дело привело вас ко мне?
Особой радости, впрочем, Средний Ворон гостю не выказывал; его темное морщинистое лицо было так же сурово и хмуро, как и прежде, и тот, кого назвали Барбарохом, пожевал тонкими неприятными губами, прежде чем ответить на приветствие.
— Я прибыл, — произнес он, наконец, скрипучим старческим голосом, — чтобы поздравить вас. Кажется, в ваш дом пришла радость? Вам удалось убедить Его Величество породниться с вами? Говорят, сегодня к вечеру он прибудет сам, на смотрины. Хочет узнать, так ли хороша его невеста, как о ней говорят.
Черные внимательные глазки прямо-таки буравили старика-отца, пытаясь взглядом проникнуть в самую душу и там рассмотреть тайные планы старого Ворона, увидеть хот тень тщеславия, на котором потом можно будет сыграть, но тщетно. Старик оставался все так же спокоен, суров и немногословен.
— Это честь для нас, — ответил он сухо, — но и великое бремя. Король принял наше предложение, это верно. Он поступил мудро. Так какое у вас дело ко мне?
— Я слышал, — вкрадчиво произнес Барбарох, — что у вас еще одна, старшая дочь имеется — и она не замужем.
— Это так, — подтвердил Средний Ворон.
— А раз это так, — продолжал Барбарох своим сладким, лисьим голосом, — то, может, вы окажете мне честь и отдадите мне ее в жены?
— Анну? — изумился старик-отец. — Но Анна увечна с рождения. Кто знает, способна ли она родить детей. К тому же она хрома; а я не хотел бы, чтобы она страдала от упреков и суровости мужа.
— Я не посмел бы упрекать в чем бы то ни было родню Короля, — уважительно, почти церемонно поклонившись, ответил Барбарох. Старик отец расхохотался, на его суровом лице промелькнуло неприятное, колке выражение.
— Ах, вот отчего такое внимание к нашей бедной Анне, — протянул он, неприязненно рассматривая проныру-советника. — Но должен вас огорчить — влияния на Короля я…
— Знаю, — мягко перебил Барбарох старого рыцаря. — Знаю! Обо всем знаю! И то, что королевская невеста безумна — знаю, и то, что она не сможет замолвить словечко за свою родню перед Королем — если б ему вдруг вздумалось ее послушать, — тоже знаю. Мое замечание о королевской родне ничто иное, как дань уважению — ничего больше. Видите? Я совершенно бескорыстен; я действительно всего лишь хочу жениться на вашей дочери. В наш век чистота и добродетель настолько редки, что расцениваются мною дороже самых редких бриллиантов. Уверен — Анна будет прекрасной женой, за которую мне ни разу не придется покраснеть. Ну, так что?