Но почему она убеждена, что ей недолго тут осталось? Если бы она только знала день, когда ее месячные должны начаться, но они были такими нерегулярными – иногда проходило три недели, иногда два месяца – что она давно перестала следить за временем.
Младенец. Она задрожала от порыва сырого воздуха, проникшего под хлопковую ночную рубашку. Неужели судьба может быть такой жестокой?
Ее непокорный ум отверг такую возможность. Втянув голову в комнату, она закрыла окно и прошла по ковру к кровати.
Под ароматными простынями ее мучили видения детей с голодными глазами и пустыми животами. Теперь некому было позаботиться о маленькой группе оборвышей, которых она прикармливала на свои жалкие гроши, экономя каждый пенни.
Положив голову на мягкую подушку, она вздохнула, сомневаясь, что сможет когда-нибудь копить деньги, даже если устроится на работу в магазин. Взглянув на голодное лицо, она всегда распахнет кошелек. Да и зачем нужны новые платья и симпатичные капоры, когда деньги можно потратить на нечто большее – чашку горячего супа из угря и ломоть хлеба.
Снаружи ухала сова, но молодая девушка в изящной голубой спальне уже не слышала. Она, наконец, уснула неспокойным сном, полным кошмаров.
Она лежала перед камином, жар огня опалял ее обнаженную кожу. Руки были скованы над головой, ноги были вытянуты и связаны. Саймон и Констанс в вечерних нарядах потягивали херес из хрустальных бульонных чашек и наблюдали за ней, а голодные дети ютились по углам комнаты. Иногда Констанс подходила к ней, пихала ее тело носком элегантной туфли и печально качала головой.
– Бедное существо. Что за жалость, еще не все. Но скоро она будет готова.
После все пропали, и с ней остался Куин, укутанный в черный плащ.
– Ты должна была признаться, что не умеешь читать. Сейчас я накажу тебя за твою глупость.
Его лицо словно маска жестокости появилось перед ней, приближаясь все ближе и ближе, пока его сверкающие глаза не прожгли ее душу. Освободив ее руки от оков, он бросился на нее.
– Повесить за шею до смерти! [16]
Все обступили ее, даже дети, которые кружились и визжали: Повесить ее! Повесить ее! Повесить ее!
Ноэль проснулась от стука Летти. Какой ужасный сон! Она закрыла глаза, руками заслоняясь от дневного света.
– Войдите.
– Доброе утро, мисс Поуп, – пробурчала Летти. – Поставить поднос на стол или вы позавтракаете в постели?
Ноэль с трудом села.
– Поставь на стол, – пробормотала она. Девушка чувствовала себя ужасно; запах свежих булочек вместо того, чтобы пробудить аппетит, заставил ее желудок судорожно сжаться.
– Летти убери это, – прохрипела она, – я передумала, – затем добавила,– оставь чай.
– Да, мисс.– Летти бросила любопытный взгляд на Ноэль и унесла поднос.
Ноэль откинулась на подушку и несколько раз глубоко вздохнула. Этот ужасный кошмар – он действительно сделал ее больной. Приподняв голову, она посмотрела на маленькие часы, стоящие на тумбочке. Половина девятого, надо поторопиться, чтобы успеть в библиотеку к девяти. Может чай успокоит ее живот?
Она выпила его – горячий и крепкий – и, кажется, действительно почувствовала себя лучше. Сняв ночную рубашку, она умылась и расчесала волосы, заправив завитки за уши. Темно-синее платье стиралось в тот день, и, смирившись с зудом, она одела коричневое шерстяное. Мельком взглянув на отражение в зеркале, Ноэль выбежала из комнаты, едва не столкнувшись в Констанс в коридоре.
Зеленые глаза Констанс смотрели с укоризной:
– Ноэль, я рада, что вы так проворны. Но чуть меньше спешки было бы более прилично
– Да, миссис Пэйл, – ответила Ноэль, сладко улыбаясь, а потом сдавлено хихикнула, глядя на поднятые брови Констанс.
Констанс оказалась превосходным преподавателем. Поскольку Ноэль уже знала буквы алфавита, Констанс начала объяснять соответствие букв звукам. Быстрый ум Ноэль поглощал информацию, и к концу утра она уже могла медленно читать колонки слов, написанные Констанс для нее.
– Hat, cat, fat, pat, rat, sat, tat, bat . . . had, bad, lad, mad, pad, sad. – Она медленно проговаривала каждое слово.
Наконец, Констанс отодвинулась от стола в библиотеке, где они расположились, и взглянула на золотые часы, прикрепленные к корсажу ее серого кашемирового платья
– Полагаю, на сегодня достаточно. Завтра займемся звуками, которые получаются при объединении букв.
Ноэль осмотрелась. Ее ум был полон новых открытий. Это так волнующе… когда буквы превращаются в звуки, а звуки объединяются в слова.
– Как по вашему, скоро ли я смогу читать сама?
– Трудно сказать, Ноэль. В действительности, вы мой первый ученик, и у меня нет опыта, чтобы опереться на него. Нам еще многое предстоит сделать. Однако вы быстро учитесь и вы добросовестны. – Констанс на мгновение задумалась. – Наверное, вы очень способная.
Она подошла к полкам, и, встав на маленький табурет, достала книгу с полки над ее головой.
– Это «Робинзон Крузо» Дэниэля Дефо, – сказала она, передавая потрепанный томик Ноэль – как вы можете видеть, она не в лучшем состоянии, это была одна из любимых книг Бенжамина.
Пока Ноэль рассматривала первую страницу, Констанс вспоминала другого увлеченного читателя. Она c легкостью представила его, сидящего на ветви высокого вяза возле дома, непослушные локоны темных волос спадают на брови, и эта книга открытая на коленях. Ее неспособность иметь собственного ребенка ранила ее словно ножом в то лето, когда она наблюдала, как он бегает, лазает, строит плот. Жизнь настолько нелепа! Она сидит с его женой и не отваживается поделиться воспоминаниями.
Ноэль вздохнула.
– Не могу представить, что когда-нибудь смогу это прочитать.
– Конечно, сможете, – ободрила Констанс. – Возьмите книгу, положите возле кровати и каждую ночь перед сном пытайтесь немного почитать. Однажды вы сами себя удивите.
Часы в прихожей пробили.
– У меня есть дела, которыми я должна заняться до обеда. Предлагаю вам днем попрактиковаться в том, что мы с вами изучили за утро. Но только после короткого сна и долгой прогулки. Это взбодрит и тело и ум.
Констанс вышла из библиотеки, оставив после себя аромат фиалок.
Следующие несколько недель быстро пролетели по установившемуся распорядку. Ноэль плотно завтракала, затем большую часть утра женщины работали вместе в библиотеке. Констанс оказалась требовательным наставником и поправляла произношение Ноэль, если оно резало ее утонченный слух. И однажды она заявила, что для Ноэль недостаточно уметь читать, она должна научиться и писать.
– Но я не пробуду здесь достаточно долго, – спорила Ноэль. Хотя она не была в этом уверена. Не было никаких признаков ежемесячных недомоганий, и нестерпимый страх беременности накатывал на ее.
– Хотя бы начните, – упрямо настаивала Констанс, – сначала научитесь писать печатные буквы большие и маленькие, а затем приступим к письменным.
Ноэль подчинилась Констанс, но занятия выводили ее из себя. Непокорные буквы упрямо отказывались выстраиваться в ровную строчку. Они слипались вместе или расплывались кляксами. Результаты ее усилий так сильно отличались от безупречного образца Констанс, что она сердито комкала листы и выбрасывала в корзину.
За едой две женщины оставались вежливыми и сдержанными друг с другом, их беседа была натянутой и отрывочной. Серебряная ваза теперь исчезла с середины стола, но Ноэль иногда сожалела об этом, не так то просто есть должным образом, как ей казалось вначале, особенно, если ты голодна.
Было так много правил. И она не привыкла пользоваться вилкой. С детства она ела только ложкой и пальцами. Забавно, что лучше всего она управлялась с ножом. Это, по крайней мере, было привычно для ее руки.
Каждый день после сна Ноэль совершала длительные прогулки, все лучше узнавая окружающую сельскую местность. Она радовалась всему, на что падал взгляд, новому чистому миру со свежим воздухом без грязных слякотных дорог с выбоинами от вдавленных булыжников и сточных канав с нечистотами. Она нашла россыпь фиалок между корнями платана, нежный мох возле ручья. Однажды она ушла далеко в холмы, наслаждаясь одиночеством.
16
Повесить за шею до смерти — Обычная формулировка приговора была "осужденный вешается за шею до смерти". Как форма судебного наказания в Англии, повешенье датируется Саксонским периодом, примерно 400 лет нашей эры.
Наверное Ноэль мучается этим из-за друга детства Суинни Поупа.