Выбрать главу

Констанс сердито вскочила со стула.

— Достаточно, Саймон. Вы жестоки, и я больше не желаю это слушать.

Язвительный ответ чуть не сорвался с губ Саймона, и он отвернулся.

Ноэль почувствовала, как ее окутал благоухающий черный шелк. Голос Констанс был тихим и успокаивающим.

— Ноэль, вы должны понять, что Саймон поступает так, как привык это делать во всем. Он предприниматель, и еще раз предприниматель, боящийся говорить искренне. Саймон не хотел бы вас сейчас потерять. Хотя, он бы никогда в этом не признался, но его восхищают яркие личности. Ноэль, он также имеет право знать, если у вас будет ребенок, ведь это его внук.

На секунду Констанс почувствовала укол вины. Она знала, что ее собственный способ мог повлиять на ребенка не лучше, чем метод Саймона.

Ноэль медленно подняла лицо и взглянула на Констанс, ей было ненавистно видеть в ее глазах сочувствие, ей были ненавистны те обстоятельства, которые неумолимо сгибали ее гордый дух к покровительству этих двух людей.

— Кажется, у меня не очень большой выбор, не так ли? — горько сказала она.

Они победили, Ноэль должна была поступить так, как они предложили, пока она убедиться, что не беременна. Но если ее благотворители ожидали, что она будет рассыпаться в благодарностях, то должны быть сильно удивлены.

— Если я поступлю так, как вы говорите, вы должны мне пообещать, что никому не расскажете о том, что я жена сына мистера Коупленда.

Констанс согласно кивнула.

— Кроме того, я останусь только до тех пор, пока не узнаю, будет ли у меня ребенок, и тогда вы немедленно вернете меня в Лондон.

Констанс опередила возражения, готовые сорваться с уст Саймона.

— Моя дорогая, довольно торговаться. А теперь давайте найдем что-нибудь более подходящее для вас из одежды. — Поворачиваясь к Саймону, Констанс сказала, — Я хочу уехать не позже чем через час. Вы проследите, чтобы у меня были свежие лошади?

Согласно кивнув, Саймон быстро покинул комнату, довольный таким удачным поворотом событий.

Две женщины несколько минут внимательно разглядывали друг друга. Наконец с некоторым удовольствием Констанс проговорила:

— Я думаю, что мы очень хорошо вместе уживемся, правда?

Ноэль не ответила. В любом случае она точно знала, что ей будет нелегко. Ничто в жизни не дается бесплатно, рано или поздно, ей придется расплачиваться. Она не знала, какова будет расплата, но была уверена в ее неизбежности.

Глава 6

Лондонские улицы теперь остались позади, и последние лучи послеполуденного солнца освещали ровные поля и маленькие коттеджи, казавшиеся такими яркими и чистыми после городского дыма и грязи. Двое других пассажиров кареты отправились в путешествие, одевшись каждый соответственно своему положению. Летти, служанка Констанс — невзрачная молодая женщина с красным цветом лица заснула с приоткрытым ртом, ее полная грудь мерно поднималась и опускалась. Констанс рассеянно уставившись в окно, была поглощена собственными мыслями, о чем свидетельствовали тонкие напряженные морщинки в уголках ее мягких губ.

Ноэль выглядела ужасно непривлекательно и неуместно, сидя в карете Пэйлов с небольшим свертком, который она положила на колени. Прежде, чем она покинула дом на Нортридж Сквер, она направилась в маленькую комнатку за кухней, где стерла последние следы румян с ее впалых щек и предприняла неудачную попытку привести в порядок свои волосы, сумев справиться только с самыми непослушными локонами. Она провела пальцем под воротником платья бесформенного покроя из коричневой шерсти, которое теперь было на ней, очевидно, Летти одолжила его у одной из горничных. От него ужасно чесалась шея.

Ноэль не могла не заметить любопытного взгляда Констанс, когда положила свой сверток на пол кареты, но у нее не было ни малейшего желания рассказывать женщине о его содержании. Ее любопытство было понятным, ведь Ноэль неожиданно отклонила предложение Констанс заехать по пути в Лондон в ее жилище, чтобы она могла собрать свои вещи. Ноэль бросало в дрожь от мысли, чтобы показать свою комнату этой утонченной леди, представляя отвращение, которое отразится на этих прекрасных чертах лица, когда она, прежде всего, обратит внимание на убогость арендуемого жилья.

Ноэль поняла, что там нет ничего, что бы ей действительно хотелось с собой взять. Ее имущество было до боли скромным: несколько старых театральных афиш Дэйзи, ставших с годами желтыми и хрупкими; осколок синего стекла, который Суинли выловил для нее из реки; кусок лиловой ленты, которую она носила, когда была ребенком; огарок свечи; какие-то обноски. Когда Ноэль не вернется, обитатели дома сбегутся в пустующую комнату и, словно тараканы, все растащат.

Ну что ж, добро пожаловать, горько подумала Ноэль. Все необходимое, было при ней.

В свертке у ее ног лежал самый маленький предмет — золотое обручальное кольцо, которое она сняла с пальца. Ноэль затолкала его глубоко в карман изумрудного платья, когда сменила свою одежду. Это было то самое платье, весьма вызывающий предмет ее безвкусного наряда, который занял больше всего места в свертке. Оно служило постоянным напоминанием о том, что она перенесла.

Она поклялась, что не уничтожит платье до тех пор, пока не отомстит тому, кто нанес ей оскорбление. Она отказывалась слушать здравый смысл, который предупреждал ее о том, насколько нелегкой задачей будет отомстить за себя Куину Коупленду. И не важно, как будет трудно, но она поставит его на колени, заставит его умолять так, как умоляла она, чтобы увидеть его униженным. А до тех пор она не успокоится.

В свертке оставался спрятанным один последний предмет — прочный нож с коротким лезвием и рукоятью из бледной кости. Когда Летти вела Ноэль через кухню, острый взгляд девушки заметил его на углу стола, рядом с кучкой очищенного картофеля. С молниеносной ловкостью она стянула со стола нож и спрятала его в складках юбки.

Если бы она задумалась, то она не нашла бы никакой иронии в том, что могла украсть нож без зазрения совести, хотя гордость не позволяла взять деньги, которые ей давали. Деньги сделали бы из нее шлюху, а нож был просто заменой того, который у нее забрали. Мысль о твердом стальном лезвии, надежно спрятанном среди изумрудного платья, согревала ее словно сверкающие тлеющие угольки, и поддерживала ее смелость.

Солнце догорало у горизонта, сверкая в последней попытке противостоять силам природы, которые неумолимо отдаляли этот край Англии от его влияния. Ноэль закрыла глаза от яркого света. Она чувствовала себя изнуренной и больной, а внутри у нее была пустота. Карета слегка покачивалась, колеса размеренно шуршали по дороге. Перед тем, как она провалилась в тревожный сон, ее последним осознанным образом было худое лицо с черными жестокими глазами и твердые губы, сжатые в усмешке.

— Пора просыпаться, мэм.

Глаза Ноэль распахнулись лишь для того, чтобы увидеть молчаливую Летти, которая, неуклюже вошла в комнату.

Произнося слова так, как будто каждое из них давалось ей через силу, она пробормотала:

— Миссис Пэйл будет ждать вас в своей гостиной после того, как вы позавтракаете.

Неуклюжие движения Лети, казалось, соответствовали ее большим коровьим глазам, глуповатому виду и румяному лицу. Она прошла в переднюю часть комнаты, которая была залита солнечными лучами, и поставила маленький поднос с завтраком на стол с мраморной крышкой.

Это был непривычный запах свежеиспеченных круассанов, соблазнительно смешивающийся с изысканным и роскошным ароматом шоколада, который, наконец, заставил Ноэль поднять голову с ее мягкой подушки. Из того немногого, что она могла вспомнить с ее приезда прошлой ночью, это то, как ее вели вверх по лестнице, а затем помогли надеть ночную рубашку, и поэтому она оказалась абсолютно неготовой к той красоте, которая царила в комнате.

Задняя стенка кровати, на которую девушка опиралась, была из красного дерева, с изящными изгибами. Балдахин узорчатого синего шелка свисал с деревянного карниза. Драпировки были дважды перевязаны на каждой стороне золотыми шнурами с кисточками, которые были сделаны из переплетенных волокон и крепились к стене. Туалетный столик был покрыт такой же узорчатой тканью. Три окна были занавешены синими драпировками более бледного оттенка и симметрично струились вдоль передней стены комнаты. Алебастрово-белые стены были украшены лепным декором, окрашенным в тот же синий цвет, что и драпировки.