Смутно сознавая, что не в состоянии ясно мыслить, она попыталась подняться со всем возможным достоинством.
— Если тебе не нравится, муж мой, я немедленно ее расплету. — С большим трудом Ноэль спустила ноги с кровати и встала, ощутив тошноту от этого неожиданного движения. — Я сделаю все, что скажешь. Ты мой господин, мой хозяин. Жены должны доставлять мужьям удовольствие и не трусить. — Спотыкаясь, она направилась к нему через комнату, неуклюжими пальцами расплетая косу.
В желудке что-то перевернулось, и Ноэль с ужасом почувствовала, что ее сейчас стошнит. В ту же секунду Куин подхватил ее на руки и вынес наружу. Когда спазмы одолели, он уже держал ее голову над зарослями папоротника. Желудок опорожнился, он внес ее в дом и уложил в постель. Потом ушел.
Некоторое время Ноэль лежала без сна. В обычных обстоятельствах она бы смутилась из-за того, что ее стошнило в присутствии мужа, но зато Куин сам оставил ее в одиночестве. Она предложила ему себя; он отказался. Теперь она сможет жить в мире с собой. Ее веки отяжелели, и она уснула посреди кровати, с закинув руки за голову.
Глава 23
— Поднимайтесь, ваше высочество. Подлая маленькая кобылка не против, чтобы ее объездили, — судя по голосу, Куин был в превосходном настроении. — Натягивай штаны и вперед, за работу.
— Не-е-т, — простонала Ноэль, прикасаясь дрожащей ладонью ко лбу и стараясь прогнать пульсирующую головную боль, напоминавшую о ночной попойке. — Только не сегодня. Может завтра…
— А ну-ка вставай, пока я не выволок тебя из кровати!
Осторожно приоткрыв глаза, — уже это доставило ей немалые мучения — Ноэль посмотрела сквозь щелочки золотистых век и увидела, что Куин стоит рядом с ее постелью.
Он лениво улыбался, но решимость в его взгляде ясно давала понять, что он так и сделает, если она осмелится не повиноваться ему.
С протяжным стоном Ноэль поднялась с кровати и поплелась к своей одежде.
Не снимая ночной сорочки, она натянула бриджи, а потом, улучив момент, когда Куин повернулся к ней спиной и направился к очагу, торопливо скинула облегающую ночнушку и натянула рубашку. Осушив чашку горького кофе, всунутую ей в руку Куином, девушка почувствовала себя чуточку лучше. Только тут она заметила лежащий на столе сверток.
— Что это?
— Открой и посмотри.
Внутри оказалась пара сапог для верховой езды, такого же теплого каштанового оттенка, как и подаренная им вчера кобыла. Ноэль с сожалением погладила мягкую, отлично выделанную кожу.
— Я знаю, ты сделал это с добрыми намерениями, но я не приму от тебя больше никаких подарков.
Если Ноэль рассчитывала, что он будет расстроен ее отказом, ее ожидало разочарование.
— Причем тут добрые намерения? Просто я человек практичный. Или ты собираешься ездить верхом в этих дурацких домашних туфлях? Итак, чтобы через пять минут ты стояла на крыльце. Я пока повожу лошадь по кругу.
Пять минут спустя Ноэль с угрюмым видом стояла перед домом, нарочито выставив напоказ свои новеньки сапоги. Однако ее дурное настроение мигом улетучилось, стоило перед ней появиться лошадке.
Ноэль достала из кармана яблоко.
— Доброе утро, Каштановая Леди. Красавица ты моя.
— Держи яблоко на раскрытой ладони, — велел Куин. — Иначе она может оттяпать вместе с ним пару твоих пальцев.
Ноэль не стала сообщать ему, что такое умное животное, как Каштановая Леди вполне способно отличить яблоки от пальцев.
— В Лондоне, выезжая на Роттен-Роу, ты, безусловно, станешь настаивать на дамском седле, как и все остальные безрассудные столичные дамы, но здесь ты будешь ездить верхом, по-мужски, — заявил Куин, проверяя подпругу и опуская стремена. — Езда в дамском седле — самый простой способ для женщины сломать себе шею. Глупый обычай.
В душе Ноэль радовалась происходящему, но ее вынужденная уступка относительно сапог для верховой езды заставляла ее упорствовать.
— Ни один джентльмен не стал бы рассчитывать, что дама сядет на лошадь, широко расставив ноги.
— Возможно, ты права. Но поскольку я не джентльмен, то рассчитываю, что ты станешь не просто украшать кобылу своей персоной. Пока не сядешь на лошадь верхом, не изведаешь по-настоящему мощь этого животного и не познаешь азарта борьбы.
Он взглянул на нее с оттенком сухой иронии.
— Или ты боишься, что не совладаешь с ней?
Ноэль вызывающе фыркнула.
— Сначала научи меня ездить по-мужски. А потом уж спрашивай: не боюсь ли я.
К полудню, когда Куин наконец закончил урок, она уже уверенно ездила вокруг дома. При этом девушке приходилось по настоянию своего «учителя» выпрямлять спину, втягивать живот и прижимать руки к бокам. Ноэль не преминула указать Куину, что этот церемонный способ верховой езды заметно отличался от его собственной небрежно-сутулой посадки в седле.
— Американцы скачут иначе, — вот все, что он ей ответил. Однако она подозревала, что Куин владеет английской манерой ничуть не хуже, чем завзятые лондонские наездники.
Ноэль заметила, что на время урока натянутость меж ними улетучилась. Куин терпеливо объяснял каждый шаг и охотно отвечал на все вопросы, порожденные ее изобретательным умом. Он был неизменно обходителен, к тому же расточал щедрые похвалы относительно ее хороших манер, и Ноэль, убаюканная его любезностью и наслаждавшаяся одобрением столь требовательного наставника, удивлялась: а не ошиблась ли она на его счет.
Вечером, перед сном, Куин прокручивал в памяти события проведенного вместе дня. Он давным-давно понял, что Ноэль весьма умна, но только сегодня, когда они завтракали у озера, смог выяснить насколько. Это открытие изумило его.
За очень непродолжительное время эта девушка приобрела образование несоизмеримо большее, чем большинство женщин получали за всю жизнь. Ноэль знал только одну женщину с таким же интеллектуальным потенциалом. Несомненно, к замечательному образованию Ноэль приложила свою хорошенькую ручку сама Констанс Пил.
Он нахмурился и завозился на соломе. Ему отчего-то было легче представлять свою жену бессовестной воровкой, нежели красавицей, чей ум мог бы составить честь даже мужчине.
После четырех дней занятий, Куин заявил, что Ноэль вполне готова к долгой прогулке, так что после завтрака они отправились в путь. Ноэль спрятала волосы под кепочку и, не замечая оценивающего взгляда Куина, ловко перекинула стройную ножку через седло. Они ехали вдоль пустоши, через заросли папоротника и можжевельника, время от времени пересекая мелкие ручьи, дно которых было усыпано блестящей галькой. Ноэль, дитя тесных лондонских трущоб, радовалась обширному незаселенному пространству. Она веселилась с самого утра, отчасти радуясь тому, что едет гулять верхом на Каштановой Леди, а отчасти смеясь над байками и анекдотами Куина. Она в очередной раз поймала себя на том, что теряет бдительность и поддается очарованию Куина.
К полудню они добрались до развалин заброшенного монастыря. Спешившись, Ноэль и Куин занялись осмотром груды камней, лет триста назад служившей приютом религиозным противникам Генриха VIII. Их голоса эхом отдавались в пустоте аббатства.
Ноэль не могла оторваться от созерцания остатков стены, изукрашенной полудюжиной безупречных стрельчатых арок, устремленных прямо в небо. Словно поддавшись духу этого места, она стащила кепку и рассеянно тряхнула головой. Едва Куин увидел, как лучи солнца играют в ее медовых волосах, он твердо решил во что бы то ни стало добиться этой женщины. Подойдя к ней сзади, он заметил:
— А тебе не кажется, что тут можно услышать шепот католических священников, умоляющих Господа осудить Анну Болейн на вечные муки?
— Я думаю, они были в любом случае обречены. Ее появление всего лишь ускорило естественный ход событий. Такой спесивец, как Генрих, не смог бы повиноваться никому, даже папе римскому.
Куин смотрел, как легкий ветерок треплет кончики ее волос, когда Ноэль повернулась к нему и спокойно добавила:
— Но ведь ты все это лучше меня знаешь, не так ли?
Он засмеялся. Сурово сжатые губы несколько смягчились. Он не брился с тех самых пор, как они покинули Лондон, Его щеки покрывала многодневная щетина, отчего Куин куда сильнее, чем обычно, походил на пирата. Она в очередной раз поразилась его яростной красоте.