— Спасибо, что не дал сгинуть в пучине тоски, - сдержано благодарю я, чтобы лунник не напридумывал себе невесть что.
— Всегда к твоим услугам, Вишенка, - отвечает он, ни капли не задетый тем, что ему не обломиться приглашение на чай с продолжением. - Надеюсь, судьба скоро снова сведет нас вместе.
«Вот уж вряд ли», - про себя бормочу я и, не говоря ни слова, ныряю в уютную безопасность своей квартиры.
Наваливаюсь на дверь, пытаясь успокоить дыхание. И дело не в том, что меня задело даже отсутствие попыток выпросить номер телефона или пригласить на свидание. Сразу было видно, что парень не из тех, кто готов услышать «нет», поэтому никогда и не просит, а ждет, когда предложат ему.
Дело в неприятном, шепчущем куда-то прямо в мозг предчувствии: мы точно скоро снова увидимся. И хоть прошедшая ночь была великолепной, мне ни за что на свете больше не хочется его видеть.
Глава седьмая: Ма’ну
Осточертело все.
Особенно разговор, от которого выворачивает наружу. Поэтому развлекаюсь, как могу: например, представляю, как сдираю шкуру с сидящего напротив и медленно ломаю одну за другой каждую кость в его теле. Жаль, в нашем насквозь противно-цивилизованном обществе подобное нельзя провернуть в живую. Я бы никаких денег не пожалел. За то, что он сделал, это было бы даже не наказание, а лишь маленькая разминка.
— Ма’ну, ты меня слышишь? - спрашивает отец, хмурясь.
— Слышу, - отвечаю я, нарочито демонстративно поглаживая взглядом задницу прошедшей мимо девчонки в узких шортах.
Мы сидим в открытом кафе на набережной, и я с надеждой смотрю в совершенно безоблачное небо, прося богов послать дождь и бурю, чтобы эта моральная пытка, наконец, прекратилась. Сейчас я должен быть не здесь, и с другим человеком, но встречи с отцом у нас строго по расписанию, так что приходится корчить прилежного сына, хоть мы оба знаем, что это далеко от действительности.
— «Атлас» забирает слишком много денег на свое содержание, - говорит отец с нажимом.
— Как будто ты за него платишь, - не лезу за словом в карман.
Кто бы сомневался, что он снова попытается убедить меня продать замок - последнее, что осталось от матери, ее единственный подарок мне. У меня даже есть план на случай, если дела в моей жизни полетят в тартарары: я просто сожгу «Атлас» к чертовой матери и себя вместе с ним. По-другому никак. В стенах этого заброшенного гиганта, который по праву считается историческим памятником, прошло мое детство. Если хорошо прислушаться, эхо до сих пор множит шаги маленького меня и смех матери, которая любила меня даже когда в меня тыкал пальцами весь остальной мир.
— Я нашел человека, который хорошо за него заплатит, - гнет свою линию отец.
— «Атлас» не продается, - с трудом сдерживая гнев, говорю я. Снова одно и тоже, снова он будет пенять меня тем, что жить за городом в хоромах, где могла бы разместиться целая больница - это слишком. - А так же он не сдается в аренду, не продается по частям и не принимает гостей кроме тех, которых я приглашу лично. Но, погоди… - Вскидываю палец, делая вид, что ковыряюсь в памяти. - Все это мы уже обсудили в прошлый раз. И в позапрошлый тоже. И каждую, блядь, нашу встречу после того, как я вступил в право наследования.
Отец вздыхает, при этом не упускает возможности стрельнуть взглядом в официантку, которая не просто так наклоняется над столом своим разношенным четвертым, когда ставит перед нами чашки с кофе.
— Я устрою вам встречу, Ма’ну, - словно не слышит меня он. Пальцем приглашает девушку подойти ближе, достает ручку из кармана пиджака, пишет на салфетке номер телефона и вместе с сотенной купюрой вкладывает ей в ладонь. - Просто выслушай его предложение.
— Надеюсь, ты предупредил эту жутко важную богатую задницу, что твой сын страдает расстройством личности и может поломать ему ноги просто так, потому что голос шепнет об этом на ухо?
Я нарочно скалюсь и, шевеля пальцами, громко говорю «Бу!» прямо ему в лицо.
Отец грохает кулаком по столу на радость зевакам и к моему большому удовольствию. Тарелки и чашки летят на пол, разбиваются, покрывая все вокруг бурыми пятнами кофе.
— Я сказал, что «Атлас» продается, Ма’ну, и либо ты сделаешь это на моих условиях и добровольно, либо я сделаю это сам.
— Объявишь меня невменяемым? Недееспособным? Запрешь в психушку? - Мне нравится смотреть, как по его лицу плещутся бордовые волны бешенства. Ничегошеньки он мне не сделает - и мы оба это знаем. Может, я и псих, но достаточно умный, чтобы на протяжении многих лет успешно дурачить психиатров. Спасибо, любимая мамочка, научила. - Хрен тебе, а не «Атлас», папочка.