Когда на завтрак, как обычно, принесли кунтро — смесь яичных белков с икрой, Лейлис затошнило от одного их вида, и она приказала отнести поднос с едой обратно на кухню, сказав, что есть ей вовсе не хочется. Она знала, что повара и так считают ее слишком привередливой и капризной хозяйкой, но теперь чувствовала себя вправе требовать исполнения всех своих предпочтений.
Сперва она собиралась сообщить новость за ужином, но присутствие в малой зале слуг, которые все время ходили туда-сюда, отвлекало и смущало ее. К тому же Крианс болтал без умолку, выпрашивая у брата поездку хоть куда-нибудь. Рейвин обещал подумать.
— Не хочешь поехать в Фестфорд к лорду Хэнреду? — предложил он брату. — Туда я отпустил бы тебя с Асмундом хоть до конца лета.
— Но там одни женщины! — заупрямился Крианс. — А на охоту меня еще не берут. Что мне делать в Фестфорде?
— Как хочешь, — Рейвин пожал плечами и сосредоточился на еде, хотя Крианс еще долго продолжал ныть и жаловаться на скуку.
Лейлис вспомнила, что ей самой теперь нельзя покидать замок, а тем более путешествовать через лес, но эта мысль не омрачила ее радости.
— Ты как-то молчалива последнее время, — заметил лорд Рейвин, когда они остались наедине в спальне.
Еще не до конца стемнело, душная летняя жара сменилась восхитительно-приятной прохладой. Свечи были погашены, только старинная ажурная курильница посвечивала тлеющими угольками, распространяя по комнате аромат южных благовоний.
— Мне есть, что сказать тебе, — тихо произнесла Лейлис, наконец-то решившись.
— Слушаю, — бросил Рейвин, не оборачиваясь и продолжая раздеваться. Лейлис дождалась, пока он снимет камзол и вопросительно повернется к ней.
— Я жду ребенка, — произнесла она, и ее голос сорвался на радостный шепот.
Эстергар замер, пораженно глядя на нее, будто сомневаясь, что верно расслышал ее слова.
— Это… это верно? — спросил он наконец, запнувшись от волнения.
А дальше все было именно так, как мечтала Лейлис, предвкушая этот момент. Муж обнял ее, подхватил на руки и закружил по комнате. «Я счастлив», — повторял он снова и снова, перемежая благодарности с поцелуями, и Лейлис тоже чувствовала себя такой счастливой, как никогда до этого за всю жизнь. Если она и могла представить себе радость большую, то лишь передать на руки супругу первенца, и непременно сына, наследника, здорового и сильного…
— А ты уже чувствуешь что-то? — спросил Рейвин, стоя на коленях перед сидящей на кровати женой и благоговейно поглаживая ее еще совершенно плоский животик.
— Разве что тошноту по утрам… — засмеялась Лейлис.
— Обязательно скажи мне, когда почувствуешь, что мой сын уже шевелится в тебе, — попросил он.
— Ну, до этого еще долго… И почему ты так уверенно говоришь, что это мальчик? А вдруг будет девочка? — Лейлис просто не могла не спросить, хотя и сама очень надеялась, что ее первенец будет наследником мужского пола.
— Это мальчик. Это должен быть мальчик, — уверенно сказал Рейвин. — Но если все-таки первой родится девочка, я буду любить и ее. Особенно — если она будет похожа на тебя…
Переполненные нежностью друг к другу, безмерно счастливые так, как если бы были первым мужчиной и первой женщиной на свете, которые создали новую жизнь, они упали на устланную тонким летним покрывалом постель, не размыкая теплых объятий. Все, что когда-либо омрачало их брак — трудности и недопонимание, неоправданные ожидания, невысказанные тревоги и тайные страхи — все теперь забывалось, рассеивалось и отступало во тьму.
— Пообещай мне одну вещь, перед тем, как я усну, — тихо попросила Лейлис, когда в позолоченной южной курильнице угасла последняя красная искорка. — Пообещай, что у тебя не будет других женщин, пока я вынашиваю твоего ребенка.
— Зачем ты просишь клясться в одном и том же второй раз? — спросил лорд Рейвин. — Разве мы не принесли друг другу обеты в день нашей свадьбы? Я слишком дорожу своей и твоей честью, чтобы их нарушить.
— А в книгах, тех книгах для мудрых женщин, которые я привезла из дома, написано, что мужчина может жить с любовницей, пока его жена не может удовлетворить его желание… И это не должно считаться супружеской неверностью.
— Напомни мне завтра, чтобы я сжег эти твои книги, — проворчал Эстергар. — Тот, кто написал это, не имел ни мудрости, ни чести. А теперь спи спокойно и не думай ни о чем неприятном, не волнуй понапрасну наше дитя.
***
В детстве Лейлис больше всех времен года любила осень. В Долине это была благословенная пора сбора урожая, веселых праздников и охоты, деревья красовались золотыми листьями, в полях распускались осенние цветы, и до самого ноября держалась теплая погода. Но первый год жизни на Севере существенно поменял мнение Лейлис об этом сезоне. Сперва поветрие и трагическая смерть хозяйки, затем постоянное раздражение мужа, завывающие ветры и непрекращающиеся ливни, холод, грязь и под конец — тяжелая простуда, на две недели приковавшая ее к постели. До Фэренгхолда Лейлис уже и не надеялась, что в ее жизни еще может быть что-то хорошее.