Лорд и леди Эстергар проводили гостей до ворот, но пройти дальше, на стоянку, Рейвин жене не разрешил, предложив вместо этого подняться на крепостную стену, чтобы видеть последние сборы и отъезд южан.
— Я безмерно ценю и уважаю ваших родичей, миледи, — чопорно произнес лорд Эстергар. — Но также не могу скрыть своего облечения. Леди Розамунда бывает… весьма несдержанна.
За прошедшую неделю Рейвин физически успел физически устать от присутствия сестры своей жены. И дело было не только в том, насколько шумна и бесцеремонна бывала леди Розамунда. Теперь, когда Лейлис вернулась и ее разум и душа очистились, Рейвину неприятно было вспоминать те мысли, что посещали его при взгляде на леди Розамунду — и то, как в полутьме дверного проема он на секунду принял ее за Лейлис, и то, как позже, разозлившись из-за ее дерзости, он хотел взять ее силой…
— Роза — самая старшая из нас, — отозвалась Лейлис. — Ей было семнадцать, когда мы осиротели. Почти взрослая женщина, как нам всем тогда казалось. Чуть старше, чем я сейчас. Она всегда старалась позаботиться о всех, защищала меня от тетушки и от Шенни… Я буду очень скучать. Надеюсь, все будет хорошо в дороге.
— Непременно будет хорошо, — поспешил успокоить Эстергар. Фургон, запряженный снежной лошадью, споро двинулся по ледяному тракту на юг и вскоре скрылся за черными деревьями.
Заметив, что Лейлис зябко поежилась и попыталась плотнее запахнуть плащ, Рейвин предложил ей вернуться в замок. Она ведь и так чудом не простудилась, проведя полночи в лесу, и Рейвин не хотел снова искушать судьбу. Он взял жену под локоть, стараясь не беспокоить поврежденное правое запястье, и одновременно придержал за талию на спуске. «Неизвестный, как же она тонка и худа… если бы не весь этот бархат, ее сдуло бы со стены ветром».
Во время беременности Лейлис начала было полнеть и округляться, как положено всем женщинам на сносях, но теперь, после болезни и всех испытаний, вновь напоминала сложением скорее незрелую девицу-подростка, нежели молодую замужнюю женщину.
«Ребенок. Нам скорее нужно зачать наследника, только это заставит позабыться весь этот кошмар. Живой и здоровый ребенок, хорошо бы, если сын». Лекарь, в очередной раз осмотрев леди Эстергар, заключил, что она здорова и вполне способна снова понести. Но за неделю, прошедшую с той ночи, когда Лейлис вернулась из леса, Рейвин ни разу не брал ее, как жену. Хотя они спали рядом, и не было ни телесного холода, ни мужского бессилия, но все же что-то было не так.
Леди Эстергар, конечно, тоже чувствовала это, но то ли из деликатности, то ли из соображений пристойности, не показывала признаков смущения или недовольства. Ложась в постель, лорд не мог отделаться от мысли, что унижает свою жену, отказывая ей в удовольствии, которого заслуживает замужняя женщина. Он слишком долго принуждал себя отказываться от близости с женой — с той самой ночи, когда понял, что в действительности это не его жена, а лишь нечто, притворяющееся ею. Теперь Другая женщина ушла, но не так просто было вернуться к обычной жизни.
Рейвин решил, что поговорит с Лейлис, когда придет письмо от южан, в подтверждение, что они благополучно миновали Брейнденский лес. Потому что если не миновали — то и со своей затеей лорду Эстергару пришлось бы повременить…
Наконец, через четыре дня, письмо было получено и все выдохнули с облечением. Для Рейвина это было символическим окончанием всей этой истории, заключительным знаком перед началом новой главы. Кошмар прекратился, обитатели замка успокоились, южане уехали и Север их отпустил — все было хорошо.
— Я хотел предложить тебе съездить в одно место… Я давно собирался показать тебе его, но это нужно делать непременно зимой или ранней весной. Поэтому раньше не было возможности.
— Мне заняться сборами?
— Нет, я сам всем займусь. Мы поедем только вдвоем, завтра утром, и вернемся тем же днем. И… дорога до того места не требует пересекать лес.