— Лорд Рейвин… я… — начала Лейлис, не совсем даже понимая, что собирается ему сказать, но он прижал палец к ее губам и покачал головой. Значит, говорить нельзя, по крайней мере, без разрешения. Муж уложил ее на подушки и начал неторопливо целовать. Лейлис жмурилась и упиралась руками ему в грудь, будто пытаясь оттолкнуть от себя, но так слабо, что он, наверное, даже не заметил. Губы у него немного шершавые и сухие, а щеки, хоть он брился утром, слегка колючие. Лейлис полагалось бы радоваться, что муж дарит ей ласки и поцелуи, вместо того, чтобы сразу накинуться и получить то, на что имеет полное право. Но отозваться на его ласки и нежностью выразить свою благодарность супругу девушка не могла, вместо этого просто лежала под ним, вся напряженная, дрожащая, с застывшим на личике растерянно-испуганным выражением.
«Все хорошо. Это правильно. Мы женаты, мы можем это делать, в этом нет ничего плохого», — твердила про себя Лейлис, пытаясь успокоиться, но эти мысли против воли подталкивали к другому выводу — они женаты, и он может делать с ней все, что ему угодно. Когда Рейвин аккуратно развязал шнуровку ее сорочки, доходящую до живота, и спустил ткань к талии, Лейлис не выдержала, приглушенно всхлипнула и прикрыла маленькие острые грудки руками. Зачем он ее раздевает? Он ведь давно уже хочет, так мог бы просто задрать ей сорочку и сделать это, и чтобы все поскорее закончилось… Но Рейвин не торопился, растягивая удовольствие. Он настойчиво отвел ее руки, заставив вытянуть вдоль тела, и успокаивающе поцеловал в щеку. Он поглаживал ее груди и нежную кожу под ними, легонько сжимал сосочки, пока они не затвердели и не заныли, потом поочередно касался губами…
Он не был груб и не делал ей больно, но Лейлис не могла расслабиться и довериться ему. Из головы вылетели все мудрые советы и наставления из книг, она все силы тратила на то, чтобы не разрыдаться. «Я плохая, негодная жена, которая не может угодить супругу в постели. Что если завтра он прогонит меня прочь?» — думать о более приятных вещах не получалось.
Эстергар полностью стянул с нее сорочку, откинув ткань куда-то в сторону, и наконец снял свою. У него было подтянутое мускулистое тело, широкая грудь с завитками светлых волос, а через левое плечо, от ключицы до лопатки, тянулись несколько глубоких рубцов, уродливо стягивающих кожу. Лейлис невольно представила, какой ужасной должна была быть рана, оставившая после себя такие шрамы. Потом девушка глянула вниз, и тут же отвела взгляд, не успев даже ничего рассмотреть, но и этого хватило, чтобы привести ее в состояние, близкое к панике.
Рейвин раздвинул ей ноги, погладил внутреннюю сторону бедер и мягкую впадинку под коленом. Потом лег сверху, вжимая Лейлис в перину, но не наваливаясь всем весом, а она обхватила мужа за плечи и зажмурилась, прикусив губу. Они оба дрожали — она от страха перед тем, что сейчас должно произойти, а он от нетерпения. Ему хватило самообладания не вторгаться в нее слишком резко, но Лейлис все равно вскрикнула от боли. Следующие несколько минут в опочивальне слышались только всхлипы Лейлис и его тяжелое дыхание. Прежде, чем все закончилось, она искусала губы до крови и расцарапала ему кожу, пытаясь спихнуть с себя. Когда он, достигнув пика и излившись, отпустил ее, Лейлис повернулась на бок и инстинктивно подтянула колени к груди, обхватив руками. Она чувствовала, что на бедрах у нее кровь, и знала, что так и должно быть. Муж прижался к ней сзади, обнимая и тиская влажное от испарины, измученное тело, позволяя надеяться, что она все-таки сумела ему угодить.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас остаться одной и вдоволь наплакаться о своей судьбе, но лорд Рейвин никуда не собирался уходить из своей спальни и не думал отсылать куда-то жену. Он встал, чтобы затушить свечи и бросить пару поленьев в камин, потом снова лег в постель, укрыл себя и Лейлис покрывалом.
«А ведь он был добр ко мне, — со странной отстраненностью думала Лейлис, когда он целовал ее заплаканные глаза и гладил по растрепавшимся волосам. — Я сама все испортила».
Часть 4. Супружеские обязанности
Лейлис проснулась от холода, когда уже давно рассвело. Камин успел погаснуть и остыть, и комната наполнилась утренним холодным воздухом, пробиравшимся до незабранной балдахином кровати. Ей понадобилось несколько минут, чтобы понять, где она, и осознать, что вчера произошло. Она заглянула под покрывало и расплакалась. Теперь можно было плакать, сколько угодно, ведь мужа в покоях не было. Лейлис не заметила, когда он ушел — должно быть, ранним утром, стараясь ее не разбудить. Ей было невыносимо противно лежать на испачканных простынях, на которых, как ей теперь казалось, с ней сделали что-то плохое. Она неловко слезла с постели, откинула покрывало и подушки и начала стаскивать с кровати белье. Простыни и сорочка упали на пол большим белым ворохом. С сорочкой было все в порядке, но Лейлис чувствовала отвращение к этой вещи и ни за что не собиралась надеть ее. Хотелось разорвать эти тряпки, затолкать поглубже под кровать или засунуть в камин.
Вода, приготовленная в тазике для умывания, была ледяной, но Лейлис, морщась и дрожа, обтерлась мокрым полотенцем и выбросила его в кучу белья. Вода в тазике подернулась ржавыми разводами, Лейлис в какой-то растерянности стояла и смотрела, как они расплываются, кожа ее покрылась мурашками от холода, а зубы стучали. Она не стала звать служанок, чтобы помогли одеться, до того не хотелось никого видеть в тот момент.
Лейлис хотела сперва надеть сорочку из дорогого золотистого шелка и темно-зеленое шерстяное платье, но потом подумала, что такое сочетание цветов вряд ли будет уместно. Зеленый и золотой — цвета герба дома Хостбинов, а она теперь стала леди Эстергар. В итоге она надела под платье светло-серую льняную рубаху, выглядывающую сквозь прорези на рукавах и лифе.
Чуть позже пришли служанки, прибрались в комнате и заново разожгли огонь в камине. Лейлис старалась обратить внимание и запомнить, как они складывают высушенные черные поленья и куда льют смешанную с маслом смолянистую жидкость из глиняной бутыли. Камины были устроены иначе, чем она привыкла — большие, расположенные в глубокой нише и совершенно не чадящие. Лейлис села в кресло у разгорающегося камина, подобрав под себя ноги и кутаясь в плащ, пока комната еще не прогрелась как следует. В таком положении ее застал лорд Рейвин. Она никак не отреагировала на появление мужа, только посмотрела на него и опять отвернулась, глядя на огонь в очаге.
— Хорошо, что вы уже проснулись, моя леди, — Рейвин первый раз счел себя в праве обратиться к ней напрямую. — Самое время вам спуститься в великий чертог к гостям.
— Я… мне нездоровится, милорд, — пробормотала Лейлис, низко склонив голову. Ей не хотелось никуда идти, не хотелось видеть людей и слышать чье-то веселье. Рейвин подошел к ней сзади, положил руки на плечи, заставив вздрогнуть.
— Я бы тоже предпочел провести день иначе, если бы мог пренебречь своими обязанностями перед гостями. Но у нас нет такого права, поэтому я вынужден настаивать. Наденьте воротник, который я подарил вам, и платок. Утро сегодня выдалось прохладным. Может быть, вы привезли с собой это, — он запнулся, так как не знал слова из языка Долины, — это средство для лица, которым пользуются южные женщины? Это не принято здесь, на Севере, но у вас в самом деле болезненный вид, — муж погладил ее по волосам и склонился, будто хотел ее поцеловать, но не стал. — Я жду вас в чертоге через четверть часа, миледи.
Это был приказ, выраженный в учтивой форме, и Лейлис полагалось слушаться.
Она привела себя в порядок и спустилась в великий чертог. В зале было меньше людей, чем накануне, она сразу заметила старика Хэнреда, который, благодаря многолетнему опыту, мог пить хоть всю ночь, а поутру чувствовать себя как ни в чем не бывало. А вот юный Тайер Бенетор напился вчера до того, что теперь лежал в постели, и замковый лекарь вливал в него отвары и прикладывал ко лбу тряпицу, смоченную в холодной воде. Риенару Фэренгсену его пустяшная рана не помешала, по его словам, утешиться с двумя служанками сразу.