Я склонилась вперед и прошептала:
— Свет.
Белые камни тут же появились, и голубой огонь окружил их, мерцая ярко, озаряя комнату бледным сиянием луны. Я опустилась в кресло, смотрела, как они горели.
Прошло больше времени. Я все еще сидела там.
Огонь догорал. Может, стоило снова разжечь камни, продержать огонь в камине всю ночь. Этого хватит, чтобы не пустить сюда жениха? Он сказал, что я не могла его видеть, что мы не могли встречаться при свете. Этим можно было его отогнать?
Возможно, но… я сжала подлокотники. Если я хотела выжить тут, нужно было показать, что меня не запугать. Я не могла прятаться. Не могла сжиматься и дрожать. Я должна была встретиться с хозяином этого дома, а потом… потом…
— А что потом? — прошептала я.
Решимость рушилась.
Я не успела придумать ответ, дверь открылась. Я подняла голову, увидела темный силуэт и быстро опустила взгляд на белые горящие камни. Сердце колотилось, и я пыталась дышать ровно. Его острый слух точно уловит, если мое дыхание дрогнет, и я не хотела радовать его пониманием, как сильно он меня пугал. Я могла скрыть это.
— Добрый вечер, миледи, — прогудел низкий голос невидимого жениха.
Я стиснула зубы и пристальнее смотрела на огонь.
Долгая пауза. А потом тихий шепот:
— Закройся, — дверь с шорохом закрылась. Стена снова стала плотной.
Насторожившись, я слушала звук шагов и шорох тяжелой мантии, он пересек комнату. Краем глаза я заметила неясный силуэт, замерший у столика, где лежали украшения. Было все еще тихо.
— Тебе не нравятся мои подарки? — сказал он.
Я чуть не пронзила его взглядом. Нет. Я не буду на него смотреть. Не буду с ним говорить. Пока не буду готова.
Он выждал вежливую паузу. А потом услышала хмыканье и шум, словно он сдвинул украшения в сторону. Несколько упали на пол со стуком. А потом знакомый стук. Фарфор и серебро.
Через миг я ощутила запах — мясной, вкусный запах, и предательский желудок заурчал. Я прижала ладонь к животу, словно могла остановить это физически. Это… будет сложнее, чем я думала.
— Слуги говорят, ты не поела.
Я внимательно слушала тихий стук. Он что-то расставлял? Хоть я хотела сопротивляться, взгляд сдвинулся, и я заметила миску, черпак и ложку. Во рту появилась слюна.
Тень повернулась, и я заметила неглубокую миску с позолоченными краями. Мясо на кости было видно там, оно было в темном соусе, украшенное листьями и кусочками сладко пахнущего фрукта, который я не узнала. Было красиво. И запахи щекотали ноздри, голова кружилась от голода.
Я стиснула зубы и сцепила ладони на коленях.
— Я не голодна.
Невидимые глаза смотрели на меня. Я почти ощущала, как он прищурился.
— Еда тебе не нравится?
Я покачала головой.
— Я не буду есть.
— Я сказал своим слугам готовить еду, похожую на ту, что в твоем мире. Они старались исполнить приказ, но я поговорю с ними, если хочешь. Они хотят порадовать, даже если…
— Я сказала, что не буду есть, — я взглянула на фигуру, держащую тарелку. Он стоял так, что я даже не видела его ладонь. Когда он сказал, что я не могла его видеть, он имел в виду, что все было так серьезно? Я приберегла эту мысль, чтобы обдумать потом, и посмотрела на темное место, где была его голова. — Я не дурочка. Я знаю игры твоего народа. Я не попадусь так просто.
Последовало задумчивое молчание. Тарелка пропала из освещенного участка, и тень вернулась к столу. Я слышала стук ложек и мисок, он опустил крышку. Часть запаха пропала, к моему облегчению. Запах сводил меня с ума от голода.
А потом мой темный жених прошел к месту напротив камина. Он сел в пустое кресло. Я ощущала его взгляд на себе, смотрела в ответ, не опускала взгляда.
— Еда не отравлена, — сказал он. — И не зачарована. Ты моя жена. Ты можешь спокойно брать то, чем я владею, ведь это и твое. Мои слуги обязаны обходиться с тобой с вежливостью и уважением, как с леди Орикана.
Я сглотнула с болью.
— Я не… леди Орикана. И я не твоя жена.
— По законам Требования и Выбора…
— Да, да, это ты говорил прошлой ночью. Но я не знаю, как законы фейри применяются в этом случае. Принуждение и выбор — не одно и то же.
— Принуждение?
— Да! Как еще это назвать? Когда твой народ стоял у моей двери и говорил, что у них моя сестра? Что мне было делать? Какой был выбор, кроме как выйти за дверь?
— Они… — пауза, и он тихо кашлянул. — Прошу прощения за вопрос, но мой народ угрожал твоей сестре?
Я открыла рот. Закрыла его. Воспоминания о том ужасном вечере были мутными. Я помнила, как голоса говорили, что моя сестра была милой, и они любили с ней танцевать. И был крик. Но я не помнила настоящих угроз.