Он со стоном сдвинулся и рухнул на кровать.
27
Я видела тень его ладони, опустившейся на лицо, словно закрывшей глаза. Я поежилась и вернула рукав платья на плечо, поправила воротник. Я замерла на боку, пыталась различить фигуру рядом с собой, сжимая ладони у колотящегося сердца.
Казалось, прошла вечность, и он сказал:
— Отпусти меня. Ты добрая, ты не хочешь меня мучить.
Боль пронзила мое сердце, но я замотала головой и сжала пальцы.
— Нет. Прошу, останься.
Он молчал несколько вдохов, а потом сказал мягче:
— Это тебе от меня нужно? Ощущать… безопасность?
— Это мне нужно, Эролас.
— Хорошо. Я останусь.
Я не знала, как долго мы лежали. Мы не шевелились, не говорили, и связь между нами была натянута, готовая играть ноты.
Я закрыла глаза. Проклятая слабость! Я должна была просто лежать рядом с ним, пока он не уснет. Кровать была большой, нам не нужно было соприкасаться. Я не должна была так глупо поддаваться.
Я все испортила? Он не сможет теперь уснуть? Я упустила шанс?
Казалось, прошли часы, и мои мышцы расслабились. Я ощущала, что напряжение покинуло и его. Шумное дыхание стало ритмичнее. Я стиснула зубы и подавила желание прижаться к нему. Было так приятно находиться в его руках. Так правильно. Но если он снова меня притянет к себе, я не смогу сопротивляться тому, что последует.
Я должна быть твердой. Я должна была помнить, что узнала сегодня — что он обманул меня насчет течения времени в моем мире, что не рассказал, что сестра росла. Что его обещания вернуть меня домой через год и день были бессмысленными.
Что он мог даже сейчас влиять на меня чарами, и ощущения в этой постели могли быть результатом его темной магии.
Время шло ужасно медленно. Я задремала, но пришла в себя, моргая, ничего не видя. Лунный огонь догорел, оставив комнату темной. Муж спал рядом со мной, глубоко и ровно дыша.
Я медленно села. Он не пошевелился. Он спал крепко, слава богам! Я отодвинулась от него и соскользнула с дальнего края кровати. Платье сдвинулось, раскрывая больше кожи холодному воздуху. Я быстро поправила юбку и ткань на груди на место.
А потом на носочках прошла к рабочему столу. Я знала комнату хорошо. Я могла найти путь в темноте, не спеша от страха. Я должна быть медленной, действовать четко. Мои пальцы нашли корзинку.
Пролезли внутрь.
Коснулись свечи.
Я вытащила ее и прижала к груди, быстро помолилась небесам. Как ее зажечь? Лунный огонь не мог появиться на ней по моему приказу. И… хватит ли его, чтобы свеча загорелась?
Я села на корточки у камина, тихо вызвала лунный огонек. Хоть он был лишь одним язычком на белом камешке, он казался ужасно ярким после полной тьмы. Я поежилась и оглянулась на кровать. Я могла различить силуэт мужа, лежащего там. Но он не двигался, и его глубокое дыхание все еще звучало в тишине.
Моя ладонь сильно дрожала, я боялась, что уровню свечу. Я поднесла длинный белый фитиль к лунному огню. Он заискрился… и загорелся. Когда я подняла свечу перед собой, она засияла зеленым светом, горький запах ударил по носу. Но через пару мгновений зеленый свет пропал, став оранжевым огнем. Запах тоже пропал, и я уже сомневалась, что он вообще был.
— Точно, — прошептала я.
Я медленно и осторожно встала с колен и подошла к кровати. С каждым шагом мой страх рос. Еще не было поздно. Я еще могла задуть свечу, убрать ее в корзинку и забраться в кровать к своему мужу. Я могла разбудить его, попросить о поцелуе и рискнуть всем ради ночи с ним, надеясь, что это снимет его проклятие.
Если его проклятие было настоящим.
Последняя мысль опалила разум, как раскаленное железо. Я не поддамся уловкам фейри! Что бы ни случилось, я должна знать правду. Я должна знать, очаровал ли он меня. Я не могла доверять ему, но я доверяла Бриэль. Моя сестра хотела для меня лучшего. Я должна была верить в это.
Я подошла к кровати.
Подняла свечу и склонилась, чтобы посмотреть на своего мужа.
Он был… поразительно красивым. И очень странным. Он лежал расслабленно, губы были чуть приоткрыты, и свет моей свечи блестел на острых зубах. Но те губы были чувственными и полными, и хоть черты лица были резкими, словно твердые черты из-под руки мастера-художника, они идеально соединялись, выглядели уверенно. Он был в красном одеянии с золотым подбоем, открытым от горла до пупка, было видно мускулистый торс, который я дважды исследовала руками. Его кожа была темно-серой, казалась лавандовой в свете свечи, и ладонь на животе была с длинными черными ногтями, сияющими, как отполированная сталь.