— … Понимаю, что непросто в это поверить… — Астор говорил с такой вселенской скорбью в голосе, что я с большим наслаждением прервала его:
— Подожди. Я всё-таки попробую выйти.
— Это опасно! — с тревогой воскликнул он и в два шага оказался рядом, — Елена, ты не должна подвергать свою жизнь опасности. Не выходи.
— Поздно! — я еще раз посмотрела в разноцветные глаза, вздохнула и мысленно сказала себе, что не буду по ним скучать, — Прощай. Я пойду.
— Елена! — с отчаянием сказал он, но я отмахнулась.
Маг не сделал попытки меня остановить. Лишь застыл неподвижной статуей и с непередаваемым выражением наблюдал, как я выхожу.
Ручка опустилась вниз. Я перешагнула через порог и вышла на полукруглое каменное крыльцо. Бросив последний взгляд на мага через плечо, занесла ногу над покатой ступенькой…
Тысячи невидимых игл пронзили мое тело, и я разучилась дышать. Это было так больно и неожиданно, что я даже не смогла прохрипеть: «помогите». Сад, который был в паре метров от меня, закрылся непроницаемой тьмой. Свет погас. Моя жизнь повисла на волоске…
Я оказалась в ловушке.
Сознание закружилось и погасло.
А спустя секунду я очнулась стоящей в центре холла. На меня с болью смотрел побледневший Астор и молчал.
Как же я ненавидела его в этот момент!
Он знал. Знал, гад, что это больно и опасно. И позволил мне выйти!
Позволил.
Боль отступала легкими волнами, постепенно. Сначала перестала болеть голова — с нее словно сняли терновый венок, потом я смогла пошевелить руками и вдохнуть полной грудью. Как после сна в неудобной позе размяла затекшие ноги и тем самым сбросила остатки боли.
— Прости, — не глядя на меня, абсолютно безэмоционально сказал Астор. Деревянным шагом прошел к двери под лестницей. Открыл ее и, не оборачиваясь, также спокойно добавил: — Братц в твоем полном распоряжении. Позови его. Он наполнит ванну и принесет чай…
— Иди к черту! — в сердцах выплюнула я.
Слушать эту великосветскую хрень не было сил. Выдержка окончательно оставила меня. Хотелось закатить истерику. Орать, плакать, топать ногами. Подойти и со всего маху залепить ему пощечину.
Но я сдержалась. Из последних сил.
Всё-таки нам жить вместе. Пока не придумаю, как отсюда сбежать.
Надежда на таинственного незнакомца истаяла вместе с остатками боли. Теперь я понимала, что всё не так просто. И его условие «продержаться сутки» могло плавно перетечь в вечность.
А что за эксперимент ставил этот неизвестный, и почему в нем оказалась замешана я вместе с Астором — еще только предстояло выяснить.
И пока я не сделала попытку прибить самоуверенного графа, стоило подняться к себе наверх.
«К себе! Как будто мне сдался этот чертов замок!» — возмущалась я, скидывая тапочки.
Элегантные манеры, хорошее поведение? Нет, не слышали.
После такой боли, что я испытала по его вине, расшаркиваться не собираюсь. Подхватив платье чуть ли не до бедер, бегом бросилась по лестнице наверх, в свою комнату.
Впервые за долгое время я чувствовал вину. Она давила на грудь могильной плитой, прибивала к полу получше заклинания Рэя, и одним своим существованием вызывала вопросы.
С чего мне жалеть человека?
Глупости!
Люди смертны. Люди безжалостны. Они затаптывают в грязь самые лучшие начинания. Они не стоят жалости.
Они наплевательски относятся к тому, что свято для меня — к времени. Они играют с ним, как с фантиком от конфеты. Втаптывают в мусор, забывают о нем, когда дело касается чувств.
И всё же, я испытываю определенно крайне неприятное чувство вины.
Почему?
В кабинете я плюхнулся в кресло, устало откинулся на спинку и вытянул ноги.
Кто же ты такая, Елена? Обычная иномирянка или некто другой, посильнее и покаварнее?…Кто может скрываться под чужой личиной?
Странные мысли. Непривычные чувства. Даже теперь во рту стоит горечь, и я не в силах избавиться от нее.
Так я чувствовал давным-давно, когда по неопытности или по эгоизму обманывал сестру. Оставлял ее одну, дарил на дни рождения другие игрушки, потому что забывал про ее просьбы или думал, что дарю ей подарок намного полезнее.
Горечь во рту. Давно забытое ощущение.
Но какая на мне вина?
Никакой. Я успел предупредить. Дал ей выбор самой испытать свою судьбу. Да и что скрывать, мне было любопытно, как поведет себя девчонка, как отреагирует на боль.
Ничего нового. Ничего неожиданного.
Очень жаль.
И только горечь во рту.
Пусть я мог остановить ее, но не стал этого делать. Зачем замедлять время, тратить свои силы, если она всё равно попытается сбежать?
Это было написано у нее на лбу. Да она и не скрывала. Оставаться в этом замке Елена не хотела. И я не мог поставить ей это в вину.