— Нам не надо, — отвечает бабушка неторопливо. — У нас такой мороки нет. Пить некому. Мы в год одну не одолеем.
— А то рябиновую скоро ставить, — говорит соседка.
— Вот варенье бы, — бабушка размышляет вслух про свое. — Сахар, правда. А лучше яблок посушить. С девчонками в сады брошенные съездим. Не у всех в этом году яблоки. Посмотрим…
— Эх, — сетует соседка. — Рябину-то срубили. Рябина была редкая, я такой не видела. Ягоды сочные-сочные! И сладкие.
"Опять что-то сладкое, — путается в мозгу у Марины. — Что-то сладкое было раньше. Может, жизнь? Жизнь у меня теперь будет сладкая? Нет… кровь. Почему кровь? Наливка? Не наливка, нет наливок, у нас пить некому. Кровь Вадима… сладкая? Нет, по-другому. Без Вадима не будет сладкой жизни, вот в чем дело".
Меркнут посторонние голоса. Вот Марина слышит, что бабушка дома, возится в комнате. Удивленная Марина ищет бабушку, находит у раскрытого комода — бабушка положила на него кусок батиста и гладит морщинистой рукой, узловатыми пальцами, которые еле сгибаются.
— Это пеленка твоя, — произносит она медленно, словно раздумывает. — Твоя, потом Ларисина. На совесть делали. Еще послужит. И кусочек хороший, мягенькая ткань.
— Зачем, бабушка? — недоумевает Марина.
— Тебе лучше знать, зачем, — бросает бабушка, не глядя на внучку.
Марина хочет спросить и понимает, что все приготовления предназначены для выдуманного ею фантома, призрака. Ей не жалко обманывать Тему, не жалко Людмилу Сергеевну, но сжимается сердце, что она вводит в заблуждение бабушку. Она ненавидит несуществующий зародыш. С Вадимом лучше, он не заставляет выдумывать фиктивных детей. Неужели он вернул ее из озера для того, чтобы она сошлась с Темой? Не может быть. Она уверена, что для другого.
Она пытается подобрать слова, а бабушка лелеет пеленку:
— Ничего, — произносит она неторопливо и водит, вздыхая, рукой по ткани. — Вырастим. Поднимем. Уж коли я вас подняла, вскормила, то все ничего. Я стоя помру, за делом. Стоя лучше. Не заметишь, как смерть-то придет, и пугаться некогда. Рабочая лошадь не пугливая.
— Нет, нет… — бормочет Марина. Она не знает, как сказать, что бабушка не должна беспокоиться.
Бабушка медленно складывает пеленку, сперва вдвое, потом вчетверо.
— Поживу еще, — говорит она. — Коли нужно. Болезни от работящего человека разбегаются. А лечиться травами. С ума сошли на лекарствах, правильно говорят. Раньше таблеток не знали. Травы пили. Кипрей, хвоя… Ландыш на спирте настоять. Чем в наливки переводить. Придумают — смешные люди. У нас пить некому. Мы не пьем, родня ближайшая — на Урале. Наверное, не увидим никогда, — она снова вздыхает. — Мама твоя очень ландыши любила.
— Что еще она любила? — спрашивает Марина напряженно. Ей приходит на ум, что Вадим может видеть там ее маму.
— Не помню, — говорит бабушка сухо и поджимает губы. Затем она наклоняется и бережно укладывает сложенную пеленку обратно в комод.
— Пригодится… — произносит она негромко.
Темино лицо, бурое, погасшее, покорно маячит за сохлыми стеблями герберы. Примечательно, что твердая и мудрая рука вручила ему купленный букет, а не надергала цветочных стебельков на родных грядках. Потрачены деньги, чтобы визит выглядел приличнее. Тема входит в дверь не прямо, натыкается на лучащуюся Лорку и сует ей в руки букет.
— Лорик! Прими цветы.
Когда Лорка, прижав цветы к груди, освобождает проход, он подозрительно мешкает в дверях. Марина хмурится.
— Ты чего, пьяный?
Тема отрицательно мотает головой.
— Я не пьяный. Мы не просто — отец пришел. Давай, говорит, выпьем. Жалко, говорит, мне тебя очень. Видать, удачу не заработаешь, говорит, по наследству детям не оставишь. В армию тебя, говорит, мать не пустит, а зря. Отслужил бы год. Там грязи много, но меньше, чем здесь… — он уныло опускает плечи и топчется на месте.
Марина пожимает плечами. Она равнодушна к Теминым сетованиям. Что ему не нравится? Что у него нет воли? Так при чем она и почему его жалеть?
Тема поднимает голову и пристально смотрит Марине в глаза.
— Как мне прощать-то тебя, с какого боку?.. Сломать бы тебя, в фарш растереть…
— Ты бредишь, — говорит Марина брезгливо. Ее тяготит разговор с нетрезвым Темой, но появляется бабушка и радостно гладит гостя по плечу.
— Темочка пришел, — Марине кажется, что бабушка украдкой вытирает слезу, но радостную или горючую, Марина не понимает. — Проходи, милый человек. Лариса! Чаю собери.
Она быстрее спешит на кухню — помогать Лорке, а мягкосердечный Тема, растроганный приемом, успокаивается и смотрит на Марину без обиды.