— Ты-то самый крутой, чего боишься. Укротишь.
— На нем теперь печать, он как из могилы. Он, зараза, вкус крови почувствовал. Собак, которые человека рвали, на живодерню шлют, они в мирную жизнь не вернутся, и он такой. Да и дороги у нас… вездеход лучше.
— Купи вездеход, — соглашается Марина равнодушно. — Проблема, что ли, голову сломать. Человек — хрупкий…
И недавнее видение всплывает перед глазами.
— Хрупкий, когда не надо, — не соглашается Саня. — Тварь живучая… Я одного знал: в детстве вязальной спицей горло проколол — и хоть бы хны.
— Колоритные друзья, — усмехается Марина.
— Тамбовский волк ему друг, — мрачнеет Саня.
— Сложная жизнь у тебя, — говорит Марина иронично. — Недруги кругом… и мотоцикла боишься.
— Я себе не враг. Эти четверо без крыши были, а я жить хочу. У меня планы… — он кровожадно поблескивает глазами. — Я бизнес заведу. Чистый бизнес, денежный. Не то что Темки твоего родня, в помойке, в контрабандном шмотье ковыряться. Я хочу обменные пункты открыть, валюту менять. Прибыльный бизнес, и солиднее — деньгами торговать. У нас все схвачено, знаю — я в Москве открою. Москва проглотит, там прорва. И проще… Первоначальные вложения минимальные, париться не надо. Проблема в кассирах. Надо, чтобы верные были люди. Не воровали. Таких не найдешь. В обменке все на кассире держится. Я бы тебя взял. Пойдешь ко мне?
Марине становится смешно.
— Хочешь, чтоб меня пристрелили? — говорит она иронически. — Кассиров грабят сплошь и рядом, риск большой.
Саня мотает головой.
— Никто не грабит. Охранника возьму. Пойдешь?
— Да, — произносит Марина высокомерно, — неважную ты мне участь приготовил. Нечего предложить?
Саня соскакивает с подоконника.
— Ты только скажи, у меня предложения разные, — произносит он хрипло и хватает Марину за талию. За приступом гадливости и первым побуждением — оттолкнуть Саню — Марина внезапно ощущает отголосок странного покоя, который она пережила рядом с неподвижной фигурой в парке. Она едва удерживается, чтобы не склониться к Сане на плечо. Но отголосок хоть отчетлив, все же слаб, и Марина отталкивает ухажера.
— Ладно, не бойся, — роняет Саня снисходительно и разжимает руки.
В парке скрипят тормоза и слышен свист. Саня подхватывается, выпрыгивает в окно и исчезает в темноте.
Ошеломленная Марина подходит к столу и заглядывает в раскрытую Лоркину тетрадь.
"Иногда, — нацарапано в тетрадке, с разрывами бумаги от эмоций, — мне кажется, я не люблю ее. Совсем не люблю. Нет, неправильно. Ее нельзя не любить. Неважно, что сестра и родная кровь. В нее влюблен весь растреклятый городишко. Его битые маршрутки. Его лоточники на рынке и их натруженные грузчики. Его загорелые чужестранные дворники и водители большегрузных длинных фур на стоянке. Его дворовая шелупонь, фланирующая блатной походкой вдоль железнодорожных путей. Его начальники, следящие за миром из-за тонированных автомобильных стекол. Я не понимаю, как она кокетничает с омерзительным Саньком, не стоящим поднятия пушистых Теминых ресниц. Черных, как сохнущие чернила гелевой дешевки, которая… чертова китайская дрянь! Зараза!"
Стремительным вихрем налетает с кухни Лорка и вырывает тетрадь.
— Не смей! — визжит она.
— Кто это зараза? — гневно спрашивает старшая сестра, удивленная странным письменным признанием. — Ты про кого?
Лорка отворачивается, заслоняя тетрадку цыплячьим телом.
— Про ручку…
Следующим утром, собираясь на озеро, Марина отгоняет мрачные картины. Она предвкушает приятный день, и хочется думать о веселом. Она спокойно натягивает купальник, отметивший четвертьвековой юбилей, купальник, который старше Марины, купальник, который носила мама в странном и призрачном прошлом, о котором Марина почти не знает. В семье, состоящей из нее, Лорки и старенькой бабушки, нет денег на вещи умеренной необходимости. Поглаживая натянутую на бедрах синтетическую ткань, Марина старается представить, как ее незнакомая мама, которую она плохо помнит, надевала купальник и что чувствовала. Тогда он был новый и доставлял удовольствие. Теперь он — память об ушедших и вызов, который Маринина красота бросает сложившимся обстоятельствам. Марина не стесняется, что вынуждена носить этот ветхий клочок трикотажного полотна. Она запрещает себе стесняться. Темины родители бизнесмены, живут в собственном новом доме, но сына не балуют и не шикуют, а к бедности относятся понимающе, потому что копейка достается им тяжелым трудом.
Марина смотрится в зеркало и повторяет слова, которые взбалмошная Лорка накануне записала в дневник: ее нельзя не любить. Она любуется собой и повторяет: да, нельзя. Но почему-то ей нерадостно. Глупая Лорка взялась завидовать сестре. А сестра предпочитает, чтобы ее любили не столь очевидно.