Темины родители, локоть к локтю, словно идут в атаку. Дядя Миша бессонную ночь глаз не сомкнул, с боку на бок под душным одеялом ворочался, вставал, курил с надрывом, комаров лупил на лбу, не было спаса от черных мыслей, лицом потемнел, шрам на щеке спросонья — синий. Поблек дядя Миша. А у Людмилы Сергеевны лицо белое, ровное, осанка гордая, грудь ходит по струночке, кожа тонкая алеет, глаза чистые, холодные. Маринино сердце трусливо уходит в пятки при виде боевого тандема. Она забыла, что от Темы отделаться легко, как отмахнуться от мошки… а с Теминой родней сложнее будет. И обиду оскорбленная родня затаит гораздо большую, чем Тема, который завтра отвлечется и легко одарит вниманием новую счастливицу. Предчувствуя тяжелые громы и молнии, Марина умоляюще лепечет:
— Людочка Сергеевна, пожалуйста, я вас прошу, я очень виновата, простите, но я…
Людмила Сергеевна лишь поводит плечами, и нетерпеливая тень проскальзывает по ее гладкому лицу.
— Не суетись, — режет она привычно и строго, как торговлю ведет. — Не суетись, говорю, под клиентом, — сказав сгоряча, она поправляется. — Хотя… не обижайся. Знаешь, присказка такая.
Она обмахивается платком.
— У меня времени в обрез. Мне нужно быть на складе, потом в налоговой. А я не поехала. Представляешь, в налоговую не поехала? Потому что разговор серьезный.
Она бестрепетной рукой заталкивает Марину на сиденье джипа. Марине нравится этот роскошный джип. Ей нечасто доводится в нем кататься, но сейчас кажется, что ее подсаживают на плаху.
Дядя Миша отходит в сторонку, страдальчески морщится и курит. Драная пегая кошка робко подходит к нему и просительно глядит — без надежды, на всякий случай. Они смотрят друг на друга: дядя Миша на кошку, а кошка на него. Может быть, дядя Миша что-то говорит — Марине не слышно. Он в сердцах плюет. Кошка в панике шарахается в сторону.
— Ну, — говорит Людмила Сергеевна безапелляционно. — От кого?
— Понимаете, я… — бормочет Марина в ужасе.
— Черт, ну и погода… от кого, говорю?
— Это… понимаете…
Людмила Сергеевна раздраженно рявкает:
— Ты глухая? Не слышишь? От кого? Как случилось? Пьяное зачатие?
"Почему я, собственно, робею? — думает Марина. — Обязательств у меня нет… клятвы я не давала… нечего блеять, как овца".
— Вы не знаете, — говорит она тихо, но твердо. И добавляет: — Он умер, — полминуты думает и добавляет еще: — Убили его.
Людмила Сергеевна ни капли не смущается.
— По пьянке?
— Нет, — говорит Марина и вспоминает слова: наркотиками торговал. — Бизнес.
— Бизнес… — Людмила Сергеевна сочувственно, с пониманием, вздыхает. — Русский он? Как случилось?
— Не скажу, — говорит Марина тихо, но твердо. Ей надоедает отвечать на вопросы. Конечно, такой человек, как Людмила Сергеевна, может сделать ее жизнь в маленьком городке невыносимой, но Марину обижает ее бесцеремонность.
— Не дури, — говорит Людмила Сергеевна беззлобно. — С тобой как с человеком. Ты, девка, не завирайся. Я в налоговую из-за тебя не попадаю. Боюсь, не умеешь блюсти себя… — она обмахивается платком и сверлит Марину холодными, как сталь, глазами. — Он здоровый был? Из Москвы, что ли? Родители кто, знаешь? Алкаши?
— Зачем вам? — удивляется Марина.
— Раз спрашиваю, значит, надо! Думаешь, много радости в твоем грязном белье ковыряться? — она закусывает густо накрашенную губу. — У меня вон свекр трезвым не бывает. Чекушку примет и спит. Просыпается, еще примет и опять спит. Иногда его клинит, он дрова колоть начинает. Часа в два ночи. Племянник на шее от сестры — помнишь ее — она от рака умерла, а отец у него тоже алкаш уголовный. У тебя порода хорошая. Голова на плечах. Родители твои покойные нормальные люди были и жили бы счастливо, когда б не та авария… Про бабулю я не говорю. Героическая бабуля… — она устало машет рукой.
Марина не отвечает, а только слушает.
— Спрашиваю: русский? — повторяет Людмила Сергеевна с металлом в голосе.
— Да… — шелестит Марина, вызывая в памяти Вадимово изображение.
Людмила Сергеевна молчит, вздыхает тяжело. Дядя Миша, ссутулившись, топчется у забора и запаливает вторую сигарету. На женщин он не смотрит, отворачивается. Людмила Сергеевна ободряюще хлопает Марину по руке.
— Не обижайся, что скажу: договоримся сейчас, живите вместе, как получится. Сойдетесь — хорошо, не сойдетесь — извини. Опять же, какой ребеночек родится, здоровенький ли. Ты на меня не обижайся, но я роту инвалидов на себе не потяну. Пускай бабуля твоя, она человек привычный, — Людмила Сергеевна с надеждой смотрит на Марину. — У меня тебе и подарок приготовлен. Темка хороший парень, уживетесь. К тебе относится трепетно… знакомы вы с детства…