– Ты прячешься по какой-то определенной причине или просто из предосторожности?
Эммалина тяжело привалилась к стене и уставилась в пол.
– Вчера вечером я пожаловалась на головную боль и мне было разрешено остаться дома. К сожалению, маменька не поверит, что такое может случаться два вечера подряд.
Это не было ответом на вопрос, но Симона не стала настаивать, как не стала упоминать и того, что вторая отговорка могла бы подействовать, если бы у Эммалины достало сообразительности устроить какую-нибудь другую болезнь.
– А меня заставила моя сестра, – проговорила Симона, наблюдая за движениями толпы сквозь завесу из пальмовых листьев. – Не знаю, почему именно. Но с другой стороны, я считаю весь этот процесс выезда в свет одной из великих тайн жизни, с которыми неизбежно приходится мириться.
– Кто-нибудь уже приглашал тебя танцевать?
Симона усмехнулась и отступила назад.
– Хитрость в том, чтобы постоянно двигаться, делая вид, будто у тебя есть какое-то важное дело и что ты готова сбить их с ног, если они окажутся у тебя на пути.
– Ой, я это ни за что не смогла бы сделать!
– Что сделать?
– Сбить их с ног, – пояснила Эммалина. – А ты могла бы, и они это знают.
Симона тоже это знала, как знала и то, что эта девушка не имеет ни малейшего понятия о способах постоять за себя в толпе незнакомых людей, например о том, как выдвинуть плечо для правильного удара. Каким только вещам люди не находят нужным научить своих дочерей! Определенно кому-нибудь следовало бы взять Эммалину под свое…
– Хочешь узнать, как это делается? – предложила Симона, предвкушая развлечение, которого вполне могло бы хватить на несколько месяцев. – Я с радостью тебя научу.
– Боюсь, я не…
– Чепуха! – перебила ее Симона. – Любой может научиться, если захочет.
Улыбка Эммалины казалась довольно бледной.
– Я ценю твое предложение, Симона, но никакой надежды на успех нет, а усилия не оставят тебе времени на твои собственные… – тут она посмотрела сквозь пальмовые ветки и снова сделала жалкую попытку улыбнуться, – …интересы.
Симона нетерпеливо вздохнула: «Боже правый, эта девушка – просто враг сама себе! Неужели она никогда не произносит ни одной фразы, в которой не содержалось бы «нет»?
– Мне нравятся трудные задачи. А что до моих интересов… – Симона тихо засмеялась и придвинулась ближе: – Я выношу все это только, чтобы моя сестра и опекун были довольны. Еще за послушание я получила лошадь, которую давно хотела иметь. Однако закончить сезон накрепко привязанной к какому-то мужчине я вовсе не собираюсь.
Глаза Эммалины округлились, и лишь спустя несколько долгих секунд она, моргнув, сглотнула, а затем взволнованно спросила:
– Ты правда не шутишь? А я вот собираюсь выйти замуж за первого же мужчину, который сделает мне предложение, и покончить с этим раз и навсегда.
– Тогда, – заявила Симона, нисколько не смущаясь, – надо, чтобы сперва они узнали отвоем существовании: иначе кто же сделает тебе предложение?
– Наверное, ты права.
Симона гордо вскинула подбородок.
– Я всегда права, – заверила она собеседницу и выпрямилась, – можешь мне поверить.
Эммалина глубоко вздохнула, и Симона посчитала это знаком согласия. Она протянула обе руки и держала их так, пока Эммалина неохотно не положила свои руки на ее ладони.
– А теперь подними подбородок, как я, – велела Симона, и Эммалина тут же посмотрела на потолок. – Не настолько высоко, если не хочешь заработать себе боль в шее. Помнишь, как Виктория держала голову, когда нас ей представляли?
На этот раз Эммалина изобразила все идеально, чем заслужила одобрительную ухмылку подруги.
– Теперь верно. Так, расправь плечи…
«Боже правый, эта девушка ни в чем не знает середины! А если принять во внимание пышность ее груди…»
– Это не называется «расправить плечи», – простонала Симона, отчаянно стараясь не расхохотаться. – Это называется «мои груди войдут в комнату на пять минут раньше меня».
Эммалина вздохнула и понурилась:
– Видишь, я безнадежна! Я всю жизнь старалась быть хорошей девочкой и, как положено хорошим девочкам, оставаться незаметной. А вот теперь вдруг… – Она покачала головой. – Я совершенно не представляю себе, что надо делать, чтобы меня замечали так, как нужно.
«Да уж. И где, к дьяволу, была твоя мать последние несколько лет?»
– Ничего, мы это быстро исправим, – заверила ее Симона. – Отведи плечи назад, но наполовину не так сильно, как в первый раз. Отлично! А теперь, когда мы освоили основную демонстрацию, тебе надо пройти… нет, проплыть невероятно величественно к столику с пуншем.
Эммалина бросила быстрый взгляд на многочисленные напитки, а потом снова посмотрела на Симону.
– Пожалуйста, обещай мне, что не уйдешь и не оставишь меня там одну!
– Святой истинный крест. – Симона выпустила руки Эммалины. – Мы выходим на счет три, владея всем миром и всем, что видим вокруг. Готова? – Симона подняла голову и расправила плечи со словами: – Раз, два, следуй за мной, три! – Она решительно двинулась вперед.
Как ни удивительно, Эммалина последовала за ней и вскоре, догнав, пошла рядом. Симоне приятно было сознавать, что шесть долгих лет с бесконечными уроками светских манер все-таки оказались не совсем бесполезными. Бедняжка Эмми: оставить ее справляться с трудностями в одиночку было бы невероятной жестокостью! Симона надеялась, что ей удастся внушить Эмми хоть немного уверенности в себе. Конечно, как только это случится, все сочтут, что Эмми обязана положительно воздействовать на новую подругу. Симона усмехнулась. Ну уж, черта с два!
Тристан медленно пил шампанское, в тысячный раз оглядывая вихрь юбок, и в очередной раз приходил к выводу, что поиски жены хоть и являются, несомненно, необходимыми, но остаются ужасно скучным делом. Мало того, что он совершенно отупел, пытаясь запомнить имена и лица, которые его ничуть не интересовали, так еще его чуть не парализовало от тех усилий, которые он прилагал, чтобы удержать на лице фальшивую улыбку.
Скользнув взглядом по краю зала, Тристан заметил розовый атлас и золотистые локоны. Похоже, сильная жажда выгнала-таки его сестру из-за пальмы! Усмехнувшись, он снова поднес бокал к губам.
А может, и не жажда. Взгляд Тристана остановился на темноволосой красавице, которая, стоя рядом с его сестрой, явно пыталась подбодрить ее. Ультрамариновое платье незнакомки было на удивление простым, что делало формы, которые оно облекало, гораздо более женственными. Волосы у нее не были собраны на макушке в модную прическу: она просто отвела две боковые пряди назад и сколола их в мягкий узел, предоставив остальным прекрасным иссиня-черным локонам ниспадать ей на спину.
Уголки губ Тристана приподнялись в одобрительной улыбке.
– Если я правильно понял, ты нашел-таки кого-то, кто вызвал твой интерес? – Услышав знакомый голос рядом с собой, Тристан безмолвно напомнил себе, что надо почаще работать над тем, чтобы не казаться чересчур понятным для окружающих.
– У столика с пуншем, Ноуланд, – ответил он. – Женщина, которая разговаривает с моей сестрой. Что ты про нее знаешь?
Его друг по школьным годам в Итоне чуть подался вперед, чтобы лучше видеть, и при этом стал похож на неустойчивую кеглю. Спустя мгновение он снова встал прямо, сделал глоток шампанского и небрежно ответил:
– Кажется, там леди Симона Тернбридж.
– Тернбридж, – задумчиво повторил Тристан. – Это имя мне ни о чем не говорит.
– Наверное, потому, что ты никогда не обращал внимания на такие вещи.
– Естественно, поскольку не мог рассчитывать на наследство, ради которого стоит беспокоиться.
Ноуланд кивнул и приподнял бокал.