– У этой позы есть свои явные плюсы.
– Да, есть, и в эту игру могут играть двое. – Удерживая ее одной рукой, Тристан просунул другую руку под подол юбки и провел ладонью вверх по ее ноге. Кончики его пальцев прикоснулись к смертоносному кинжалу, закрепленному на икре Симоны, и он улыбнулся, радуясь тому, что у нее было средство, чтобы защитить себя, когда она шла по ночным улицам к нему домой. Тристан также напомнил себе положить кинжал на столик у кровати, пока кто-нибудь из них случайно себя не поранил. Симона вздохнула:
– Это слишком приятно!
– Слишком приятного не бывает, дорогая.
– Ну, в таком случае…
Она чуть передвинулась у него на плече, открывая ему доступ, и он незамедлительно воспользовался ее приглашением. Она же приподняла тонкую ткань его рубашки и смело провела ладонями по открывшейся коже.
– Потерпи еще чуть-чуть! – Поспешно открыв ногой дверь спальни, Тристан направился прямо к кровати.
– А теперь пора?
Он наклонился и сбросил ее с плеча на середину кровати, где Симона вольготно раскинулась, лежа на спине.
– Спасибо, что надела платье, – сказал Тристан, повернулся, чтобы выдвинуть ящик прикроватного столика.
– Хочешь, чтобы я его сняла?
– Позже. – Тристан извлек кондом из конвертика.
– Может, мне хотя бы поднять подол?
Тристан засмеялся:
– Ты можешь делать все, что тебе вздумается.
– Правда? – Симона вскочила с кровати и выпрямилась.
– Куда это ты собралась?
– В последнее время я была так занята, – она прижала ладони к его груди и медленно оттеснила его назад, – ходила на похороны, играла роль дуэньи твоей сестры и все такое прочее. В результате у меня не было возможности ездить верхом, а ведь мне этого страшно не хватало!
Поняв, наконец, в чем дело, Тристан опустился в кресло и положил руки ей на бедра.
– И что теперь?
– Сделаю все, что смогу. – Тристан просунул руки ей под юбки и провел ладонями по внешней стороне ее ног! – Только мне понадобится несколько попыток.
– Повторение – мать учения, – проговорила Симона чувственным шепотом, становясь над ним. – Если ты готов, то я тоже.
– Готов…
Боже правый! Ничто и никогда не давало ему такого острого наслаждения. Судорожно вздохнув, он заставил себя поднять голову и открыть глаза. Разумеется, ему нельзя подчиняться, и все же…
Он тихо кашлянул.
– Вы прекрасно держитесь в седле, мадам Наездница.
– Мне это нравится. – Симона медленно качнула бедрами. – И седло прекрасное…
Тристан вытащил руки из-под ее юбок и взялся за пуговицы на лифе платья.
– Одежда – совершенно лишняя часть нашей верховой езды.
– О?
– Но мы сейчас это поправим. – Он стал ловко расстегивать пуговицы. – Конечно, если предположить, что тебе хочется в полной мере насладиться твоей скачкой.
– Еще как хочется!
Тристан ощутил, как по телу Симоны пробежала легкая дрожь. Заставив себя отвлечься от своих ощущений, он раздвинул лиф и легонько провел ладонями по темным набухшим вершинкам ее грудей.
– Ты невероятно прекрасна!
Ее веки опустились, и он снова погладил груди, но уже сильнее.
– Тристан!
– Да? – шепотом отозвался он.
– Поводья слабеют.
– Знаю. Я чувствую, как ты дрожишь. – Он поймал напряженный бутон двумя пальцами и бережно покатал его. – Тебя вот-вот понесет.
Симона погрузила пальцы в его волосы, и он, повинуясь ее безмолвной просьбе, полностью взял сосок в рот. Она застонала, содрогнулась всем телом и увлекла его в глубины невероятного наслаждения, охватившего не только ее тело, но и саму душу.
Тристан открыл глаза и улыбнулся. Как, черт подери, им удалось оказаться на кровати? Он решил, что на самом деле теперь это не имеет значения, и повернулся на бок.
– Так хорошо я еще ни разу не ездила, – мечтательно проговорила Симона, поднимая руку и нежно проводя тыльной стороной ладони по его щеке. – Я продам всех моих коней, переведу тебя в конюшню и стану кататься по пять раз в день.
– А тебе не кажется, что это вызовет зависть других наездниц?
– Об этом я не подумала. Впрочем, меня это не слишком волнует.
«Найдется ли на свете лучшая любовница?» Тристан приподнялся на локте, чтобы посмотреть на нее. Прекрасная и темпераментная. Если даже он проживет до ста лет, все равно ему не найти другой женщины, которая бы сравнялась с ней.
– Ты смотришь на меня так, словно я могу в любую секунду испариться.
– Я запечатлеваю тебя в памяти, – признался он, не успев сообразить, насколько близок к тому, чтобы сделать признание, которое будет совершенно искренним в этот момент, но о котором он может пожалеть уже на рассвете. – Хочу потом написать твой портрет.
– Надеюсь, ты покажешь его мне, когда закончишь?
– Если захочешь. – Она провела кончиком пальца по его груди. – Скажи, ты пишешь портреты всех своих возлюбленных?
– Только тех, которых не хочу забывать.
– Не будет ли слишком большим любопытством спросить, сколько уже их в твоей коллекции?
– У меня нет коллекции, но, если хочешь, я куплю специальную папку, чтобы хранить там твой портрет. Или лучше я вставлю его в позолоченную раму и повешу на стену.
Глаза Симоны сверкнули.
– Пожалуйста, не вешай мой портрет там, где его могут увидеть другие.
– Не беспокойся, этот портрет лично для меня.
– Спасибо, – тихо сказала Симона, напряжение ушло из ее тела, и она улыбнулась.
– Полагаю, ты уже достаточно хорошо все запомнил?
– А что?
Она провела пальцем по его подбородку.
– Я подумала, что пора снабдить тебя дополнительной порцией вдохновения, прежде чем я отправлюсь домой. Или даже двумя.
– Художник без вдохновения – просто жалок, – согласился Тристан, наливаясь желанием под ее пальцами. – Поэтому позволь помочь тебе избавиться от этого ненужного платья…
Если бы Симона смогла придумать предлог, чтобы остаться, она бы это сделала, поскольку в уходе ей чудилось нечто ужасающе окончательное. На самом деле это было не так. Тристану не хотелось выпускать ее из своих объятий, и, прежде чем позволить ей уйти, он заставил ее пообещать, что она снова вернется. И все же…
Симона покачала головой и взяла кинжал со столика, на который его швырнул Тристан.
Она закрепляла нож у себя на ноге, когда он приподнялся на другой стороне кровати и начал натягивать на себя рубашку.
– Зачем ты одеваешься?
– Чтобы проводить тебя домой, – ответил Тристан, подбирая брюки с пола. – Я предпочитаю не бродить по городу нагим.
Симона выпрямилась.
– Я сумела благополучно прийти сюда без сопровождения, верно?
– Верно – и невероятно благодарен тому, что по дороге с тобой ничего не случилось.
Она принялась нервно надевать платье.
– Послушай, Тристан, – начала она, просовывая руки в рукава, – я ценю твою заботу, но вполне способна позаботиться о себе сама. Пусть сейчас я дочь герцога, но еще не забыла, как надо драться и убегать.
Тристан сунул ногу в сапог.
– Ты вообще не должна вставать перед таким выбором.
– Ладно, лорд Любезность, давай говорить прямо, – парировала Симона, застегивая лиф. – Если я пойду одна и наткнусь у ворот на Хейвуда, то смогу придумать какую-нибудь подходящую историю, а если ты будешь со мной, наша песенка спета. Второго прощения не будет.
Тристан натянул второй сапог:
– Меня тревожат не Хейвуд и не твой зять, а Люсинда.
Симона фыркнула.
– Она слишком занята мисс Эгей, чтобы думать обо мне.
– Мисс Эгей?
– Сара Шератон, – пояснила Симона, обувая туфельки.
– О! – Тристан подошел ближе к ней. – Мне показалось или твои черные глаза позеленели от ревности?
Сердце Симоны заколотилось нелепо быстро. Все же она сумела беззаботно заметить:
– Не пора ли поменять тему.
– Давай не будем ее менять. – Тристан нежно приподнял ее подбородок. – Во-первых, я не питаю к Саре абсолютно никаких чувств и у тебя нет причин ревновать меня к ней. Во-вторых, Ноуланд увез Сару из Лондона и спрятал подальше от опасности – где в точности, я не знаю и не хочу знать.