Симона решила не показывать ему, что ее это хоть как-то интересует, но ей необходимо было знать наверняка:
– А что насчет ребенка?
Тристан пожал плечами.
– Похоже, он действительно имеется, причем, по ее словам, от женатого мужчины. Жених разорвал помолвку с Сарой, когда узнал о любовной связи, а семья отреклась от нее, узнав о ее беременности.
– И тебе ее не жалко?
– Она сама принимала решения, и исправлять катастрофические последствия не моя обязанность. А вот уберечь ее от Люсинды обязан.
При мысли о том, что когда-нибудь он может вот так же говорить о ней какой-то другой женщине, у Симоны больно сжалось сердце, и она, отворачиваясь, проговорила:
– Обещаю, что никогда не стану для тебя обузой.
– Тебя это не касается.
– Нет, касается. Именно поэтому я пойду домой без сопровождения. – Симона повернулась и направилась к двери.
– Доброй ночи, Тристан, хороших тебе снов.
Ей не удалось открыть дверь даже на ширину пальца: рука Тристана резко легла на край створки и заставила ее захлопнуться. Вот и весь ее блеф.
Она с укором посмотрела на Тристана:
– Мне надо идти, иначе меня поймают.
– Нет. Либо ты соглашаешься в моем обществе проделать весь путь до дома твоего зятя, либо ты отсюда не уйдешь.
– Ты просто тиран.
Тристан пожал плечами и кивнул:
– Попробуй на какое-то время стать беспомощной и зависимой, просто чтобы сделать мне приятное, – он наклонился ближе к ней, – и чтобы твой портрет оставался спрятанным.
– Это низко, Тристан!
– Лучше пойти на низость, чем потерять тебя навсегда.
– Если я увижу эту картину где-то, кроме твоей спальни, ты труп!
Засмеявшись, Тристан открыл дверь, однако задержался ради еще одного долгого поцелуя. После этого они вышли из дома и еще на один день вернулись в обыденную жизнь.
Глава 16
Симона закрыла дверцу кареты и заглянула в окошко снаружи:
– Удачи, Фиона, и спасибо, что подвезла.
– Если начнется дождь, я заеду и заберу тебя домой. – Глаза Фионы весело заблестели. – Тогда, может быть, ты познакомишь меня с лордом Локвудом.
Симона засмеялась.
– Не думаю, чтобы он сегодня здесь появился.
– Кто знает? Он этим утром может оказаться таким же бодрым, как и ты.
Симона покачала головой, изумляясь настойчивости сестры. Помахав ей рукой на прощание, она повернулась к дому, легко взбежала по ступенькам и постучала в дверь. Прошлой ночью она проспала в лучшем случае всего несколько часов, однако чувствовала себя просто великолепно. Оказалось, что ей для этого нужно было всего лишь получить приглашение от Эмми с просьбой ее навестить.
– Доброе утро, леди Симона, – сказал дворецкий, впуская ее в дом.
– Доброе утро, Бастон. Если не возражаете, я подожду леди Эммалину в гостиной.
– Да, мадам, я сейчас же сообщу ей о вашем приезде.
Симона остановилась на пороге гостиной и осмотрелась. Белые с позолотой стулья и кресла исчезли. Не стало и стола с хрустальной лампой, который стоял в углу. Также на месте не оказалось громадного буфета со всяческими безделушками.
Симона выгнула бровь и покачала головой. Не то чтобы ее когда-то можно было заподозрить в глубоком знании модной обстановки, но даже она понимала, что процесс очистки зашел слишком далеко. Комната стала казаться больше, что, конечно, к лучшему, однако без буфета одна из стен оказалась совершенно оголенной, комнату словно перекосило в направлений оставшейся мебели.
Симона прошла и встала там, где раньше находился буфет, чтобы, когда пол накренится, она последней соскользнула бы в вестибюль. Лучше уж приземлиться на кушетку, чем оказаться под ней!
Ее брови поднялись еще выше, когда она осмотрела комнату с новой позиции. Исчезли не только буфет и мелкие фигурки и графины, но и картины в огромных золоченых рамах, а там, где они висели, остались большие прямоугольники.
Симона могла придумать лишь два возможных объяснения этим переменам. Первое заключалось в том, что леди Локвуд коренным образом меняет убранство дома. Вторым было то, что содержания, назначенного ей Тристаном, не хватает для оплаты ее любви к красивым ювелирным изделиям, и она продает мебель, чтобы заплатить за свои побрякушки.
– Доброе утро! Извини, что заставила тебя так долго ждать.
Симона пожала плечами, ведь она ждала совсем не долго.
– Эмми, куда подевалась вся мебель?
Эммалина обвела комнату недоуменным взглядом и покачала головой.
– Не имею представления. Она здесь, когда я ухожу из дома, а когда я возвращаюсь – ее нет. Не имею ни малейшего представления о том, куда ее переставляет матушка. В этом доме есть помещения, в которых я не бывала уже много лет. Надеюсь, ты не против попозировать мне сегодня?
– Что? – недоверчиво уставилась на нее Симона. – И ты не хочешь снова пойти проверять списки товаров?
Эммалина улыбнулась.
– В разлуке чувство крепнет. По крайней мере так говорят.
– Не знаю, не знаю. Завтра и послезавтра снова будут похороны, они займут целый день. Ты уверена, что тебе следует настолько затянуть разлуку с мистером Грегори? А что, если у него плохая память?
Эмми ухмыльнулась:
– О, думаю, он очень долго меня не забудет!
– Пока не починит очки?
– Да ладно тебе! Я уже запомнила, что в будущем надо лучше их беречь. – Махнув рукой в стороны двери гостиной, Эмми добавила: – Я сказала, чтобы в оранжерею подали кофе с пирожными.
Они не спеша прошли в заднюю часть дома, и по пути Эмми разглагольствовала о живописи, а Симона шла молча, отмечая перемены. Повсюду немало предметов мебели. Либо леди Локвуд обставляет второй дом, либо она закупила все драгоценности Лондона.
– Мне кажется, Тристан больше не будет приходить на наши сеансы. Надеюсь, ты не разочарована? – поинтересовалась Эммалина, когда они вошли в оранжерею.
Симона почувствовала тревожное покалывание в затылке, но все же постаралась ответить как можно спокойнее:
– Думаю, он очень занят делами, поскольку «Мэгги» пришла в порт. Живопись – отнюдь не главное в его повседневных делах.
– Нет, дело не в этом, – решила Эмми, направляясь к чайному столику, который стоял рядом с ее мольбертом. – По-моему, главное в том, что он не хочет встречаться с матушкой.
Да, возможно, это и так, подумала Симона и посмотрела на свой портрет. Боже правый! Тристан ничуть не ошибся относительно способностей Эмми к живописи. Она действительно получилась похожей на мартышку, истерзавшую подушку, а если присмотреться внимательнее, то подушка и вполовину не была так истерзана, как сама мартышка. Если Эмми все-таки решит подарить свой шедевр Дрейтону и Каролин, Симоне придется настоять на том, чтобы все семейство собралось у сарая, где жгут мусор.
– А ты знаешь, что Сара в день похорон лорда Сандифера явилась с визитом к матушке?
Застигнутая врасплох, Симона стала медленно расстегивать ротонду, соображая, что она знает на самом деле и в какой информации ей стоит признаваться. Если вспомнить слова Тристана о том, что он старается по возможности защитить сестру от всей неприглядности происходящего, то и ей следует делать то же.
– Она явилась сказать матушке, что ждет ребенка от Тристана.
– Вот как! – Симона, повесила ротонду на спинку стула и, подойдя к Эмми, стоявшей у чайного столика, непринужденно спросила:
– И что же, твоя матушка поверила ее словам?
– Когда речь идет о Тристане, матушка всегда готова поверить всему самому плохому.
– Но разве он не позаботился о ней после того, как вернулся из Америки?
– Позаботился? Да они с матушкой терпеть друг друга не могут!
Тщательно подбирая слова, Симона заметила: