Анастасия Никитина
Невеста массового поражения
Пролог
…пятнадцать лет назад…
Это был самый неудачный день в моей жизни. Сначала меня угораздило запнуться о хвост варана Ракса, который выполз из своей норы погреться на солнышке, и расплескать целую крынку козьего молока. Потом у кормового ведра отвалилось дно, и зерновая дроблёнка просыпалась жёлтой дорожкой от дома до самого птичника. Перепёлки остались без завтрака, зато во двор на дармовщину прилетели крикливые кряки и разбудили дядьку Борса. А под вечер хозяйский хряк разнёс перегородку в хлеву и до заката вышивал по поселковой улице, гоняясь за поселянами и сшибая заборы. Дядька долго не понимал, что приключилось с животиной, пока не нашёл в корыте остатки травы-огнёвки.
И вот теперь я шла в сгущающихся сумерках по лесной тропинке, ведущей к Тракту, и почёсывала саднящий зад: дядька Борс таки успел дотянуться до него вожжами, пока я перелезала через плетень. И это было ужасно несправедливо! Да, траву-огнёвку насобирала я. Она замечательно отгоняет клопов, которых в моей каморке над хлевом было предостаточно. Но в том, что связка провалилась в щель между досками и угодила в пойло хряка, а он, куснув жгучее угощение, взбесился, я не виновата! Оно само! Но дядька мои объяснения слушать не стал и сразу полез за вожжами.
Я огляделась, прикидывая, на какое дерево забраться: несмотря на погожий день, земля всё ещё оставалась холодной, а лечить в случае чего поселковую сироту-батрачку некому. Меж чёрными стволами мелькнул огонёк. «Охотники, — обрадовалась я и направилась в ту сторону. — Глядишь, даже поужинать удастся, а то живот с голодухи подвело».
Но на лесной полянке оказались вовсе не охотники. У небольшого костерка сидела непотребная тётка, проезжавшая сегодня днём через посёлок. Я попятилась. Непотребной проезжую назвал учитель Ронд. Почему именно так, я услышать не успела, слишком громко гоготали кряки. Но что от таких монх велел держаться подальше, уловила.
Схоронившись за прошлогодним выворотнем, я рассматривала незнакомку. Ничего такого страшного в ней не было. Разве что порты больно узкие. Ну, так это бывает. Мало ли, кому какие достаются. У меня, вон, широченные, такие, что ещё одна Оли влезет, и ничего. Тётка лениво потянулась и неосторожно пнула ногой странный длинный свёрток. Да так, что он, подскочив, шлёпнулся ей прямо на колени. На звук поднял голову лежавший рядом здоровенный ездовой варан. «И как я его сразу не заметила? — мелькнула мысль. — Такая зверюга…»
Но долго удивляться тётка мне не дала. Ещё секунду назад она расслаблено сидела, опираясь локтем на пенёк, и покачивала за горлышко полупустую бутыль с чем-то тёмным. А сейчас уже стояла на ногах с обнажённым мечом. «Так вот что это был за свёрток!» — только и успела подумать я, как незнакомка, глядя в мою сторону, насмешливо сказала:
— С чем пришёл, гость ночной?
Я затаилась, лихорадочно решая, удирать прямо сейчас, понадеявшись, что тётка не полезет в чащу тёмного незнакомого леса, или сделать вид, что меня вообще тут нет.
— Выходи, выходи, — её взгляд упёрся в выворотень, словно она могла видеть сквозь него, — а то вытащу!
Узкий меч качнулся из стороны в сторону, а пальцы свободной руки окутались дымком. «Магичка! — сообразила, наконец, я, и уже хотела дать дёру, как неведомая сила прижала меня к земле. — Ну, вот… Даже помереть нормально, и то не могу. Люди мрут, как люди. Лихоманка там придушит, лесная нечисть загрызёт, или в прорубь по пьяному делу свалятся. А на мою душу нашлась единственная на всю округу магичка! Создатели, сохраните!»
Слушая приближающиеся мягкие, как у зверя, шаги, я вспоминала все ужасы, какие рассказывал про нечистых магиков учитель Ронд.
— Так вот какой тут ночной гость! — надо мной склонилось подсвеченное висящим в воздухе ярким белым шариком лицо с насмешливой улыбкой. — Поднимайся. Простудишься.
Магичка протянула мне руку. Силы, прижимавшей меня к прелой листве, больше не было, и я, уцепившись за крепкую ладонь, встала.
— Оказывается, у нас не гость, а гостья, — усмехнулась магичка, подпихивая меня к костерку.
И, кстати, к поднявшемуся на лапы варану. Его узкий раздвоенный язык так и мелькал меж красноватыми в свете костра зубами. Меня прошиб холодный пот.
— Тетенька магичка! Не надо меня скармливать! Я невкусная. И костлявая. Зверушка подавится и помрёт. Жалко! — старательно заканючила я, пытаясь вывернуться из-под её руки. Не то, чтобы я действительно думала, что непотребная тётка скормит меня своему ездовому зверю, но в памяти всплывали всё новые и новые рассказы учителя Ронда, и удрать хотелось всё сильнее.