Выбрать главу

Лок глядел на Констанс, в ее затуманившиеся глаза. Какая она беззащитная, уязвимая, как тянется к нему, мужчине-защитнику. Между ними как будто проскочила искра — яркая и сильная. Жадными губами он внезапно прикоснулся к ее губам — и искра превратилась в пламя. Она нерешительно ответила на его ласку — и пламя превратилось в огненный вихрь.

Он властно овладел ее ртом, нежно покусывая ее нижнюю губу. Констанс вновь вся задрожала — на этот раз не от холода, а от охватившего ее жара. Все внутри у нее пылало. Она раскрыла губы и сама дотронулась кончиком языка до него. Молния пронизала всю ее с головы до пяток и зажгла в ней такое, чего она никогда не знала и о существовании чего не подозревала.

Нет, конечно, она и раньше целовалась. Она всегда любила нарушать правила и табу. Но эти парни-островитяне были такие неуклюжие и неопытные, а моряков она старалась избегать — не только свое потеряешь, но и подхватишь еще что-нибудь. Впрочем, она бы решилась и на это, если б не было другого выхода, но вот, благодаря дядюшке Сайрусу, она сохранила свою невинность, впрочем, приобретя, по крайней мере, в его глазах, устойчивую репутацию потаскухи. Но никогда до этого момента она не подозревала, что все это значит. Все эти проповеди насчет слабости плоти были для нее пустым звуком. И только теперь она обнаружила, что ее плоть действительно-таки слаба, причем очень и очень.

Она сама не помнила, как обвила Лока за шею, как сильно-сильно прижалась к нему. А он продолжал ласкать ее все более и более смело. Ее мягкое, гибкое тело так чувствовало его — жесткое, твердое, особенно то место, которое стало особенно твердым — как камень — и которое своим прикосновением так ее возбуждало.

Она уже не могла больше дышать, не могла ни о чем думать, забыла обо всем, кроме этого сверкающего великолепия его объятий и ласк. Уж не архангел ли это, в самом деле, унес ее с грешной земли в райские кущи? Но нет, это было земное, реальное, вот она может погладить его по щеке, потрогать уголки рта… Он целовал теперь кончики ее пальцев, уголки ее глаз…

— Лохлен… — прошептала она с какой-то болью в голосе.

Он замер, звук их прерывистого дыхания и бешеный стук сердец — это было единственное, что можно было услышать. Он бросил взгляд, на ее красиво очерченный рот со следами его страстных поцелуев и содрогнулся.

— Господи! — произнес он низким, грубым голосом. — Я, должно быть, не в своем уме!

Эти слова подействовали на нее как удар бича. Реальность вернулась, и, Боже, как она мстительна! Эта темнота, эта ледяная вода там, внизу, этот холод, этот мужчина. Чувствуя унижение и почти физическую боль, она отшатнулась от него. Схватив ее за руку, он помог ей встать, — хотя она отчаянно пыталась вырваться.

— Констанс!

— Пусти! — сказала она не допускающим возражений тоном, не глядя на него.

— Я не знаю, что сказать…

— Ничего и не говори. Просто уйди. — Она сделала шаг и снова чуть не упала.

— Черта с два! — взорвался он, успев подхватить ее. — Мороз же! Ты обморозишься.

— Господи, как я ненавижу этот проклятый городишко! — пробормотала она, ковыляя на своих онемевших ногах.

— Я должен тебе помочь, а то ты тут совсем загнешься, — и полуповел, полупонес ее к дорожке.

— Черт тебя возьми! Не нужна мне твоя помощь!

— Ладно. — В голосе его мешались иронические и извиняющиеся нотки. — Я не хотел тебя испугать, или еще что-нибудь…

Ее это не очень удовлетворило, и вот, чтобы он не заметил, что она все еще вся дрожит, — причем, не от холода, а от последствий его ласк, Констанс перешла в наступление:

— А зачем ты тогда меня преследовал?

— Ну, ты была такая… вся не в себе, когда убегала из зала…

— А, и ты хотел меня утешить? Какой рыцарь! — Она ухмыльнулась и толкнула его.

— Уйди, я сказала!

— Перестань строить из себя!.. Как джентльмен я не могу позволить тебе идти одной! — По его голосу было очевидно, что его терпение истощается.

— Ну, за сегодняшний вечер я нарушила уже все предписания миссис Фаррар, так что моя репутация переживет и это… — едко заметила она. Нервы ее были на пределе.

— Неблагодарная девчонка! Если бы не я, ты бы сейчас была по шею в этом лягушатнике!

— Я бы никогда не стала сходить с дорожки, если бы ты за мной не тащился! Хватит с меня твоей помощи, оставь меня!

— Еще раз говорю — хватит! Я доведу тебя до дома — это недалеко и тебе надо переодеться, снять все мокрое…

Они были уже почти у самого начала Бикон-стрит. Вдоль улицы выстроилась как на параде шеренга солидных, ухоженных особняков — все из красного кирпича, с черными ставнями, с белыми карнизами — свидетельство безупречного происхождения и финансового благосостояния их владельцев.

— Подумайте, как следует, мистер Мак-Кин! — отвратительно фальшивым тоном произнесла Констанс. — Если вы уж так следуете общепринятым правилам, то учтите, — коль скоро вас увидят со мной наедине, то вам придется сделать мне официальное предложение о вступлении в брак. Как вам эта перспективочка?

— Какой шанс! Видимо, мне следовало бы им воспользоваться! — фыркнул Лок.

— Шанс, но не для меня! Я была бы очень обязана, если бы вы, наконец, убрали свои руки и сами бы убрались восвояси!

— Ты можешь помолчать? — рявкнул он. — Хотя ладно, слава Богу, хоть не дерешься. После этого сегодняшнего представления от тебя посуду будут подальше убирать!

— Ах ты! — Она попыталась влепить ему пощечину, но, плотно укутанная в пальто, не смогла этого сделать. Ярость сразу согрела ее. — Смеешься надо мной? Издеваешься? Да, конечно, тебе же приятно, когда с Латэмами происходит что-нибудь скандальное. Я видела, как ты радовался!

— Ну, отчасти! — В свете уличного фонаря было видно, как он слегка улыбнулся. Они остановились, одна его рука была у нее на талии, другая — сжимала полы пальто у ее горла. Он притянул ее к себе.

— Вот что я тебе скажу — один маленький секрет. Роджер Латэм — это просто надутый индюк. Это купание на него должно хорошо подействовать.

— Он меня боится, — сказала она почти про себя и вновь вздрогнула — от страха, от холода и от близости этого мужчины. — Я не могу здесь оставаться.

— Думаешь, бегство решит все проблемы?

Этот простой вопрос заставил ее вновь вспомнить о своем преступлении, — у нее перехватило дыхание.

— Ты ничего не понимаешь…

— Перестань! Я вполне понимаю, каково это — стать предметом всеобщих толков и пересудов, — резко сказал он.

— Да уж кому, как не тебе это понимать! — Она как-то вся увяла, от всего ее вызывающего поведения не осталось и следа.

Наверное, бессознательное стремление бросить вызов всем этим сплетням и толкнуло ее на то, чтобы строить из себя дурочку на этой Ассамблее. И, наверное, она просто заставила себя поверить, что ей хорошо в его объятиях, а все объясняется тем, что они просто товарищи по несчастью. Да, это было не более чем иллюзия, но от ее утраты было как-то невыразимо больно.

— Бежать — это трусость, — продолжал между тем Лок, подходя уже к гранитной громаде дома Латэмов. — Это только затянет решение проблемы.

— Я не такая сильная, как ты. — В ее голосе вдруг послышались слезы.

— Ну да! Как ты разделалась сегодня с этими горгонами и драконами бостонского света! На это такая смелость нужна — и у тебя, я смотрю, ее не занимать.

— Да нет, все не так. — Констанс остановилась — вот они, те же деревья, которые она каждый день видит из окна своей спальни. Ей вдруг захотелось все объяснить насчет себя ему, этому сильному, такому привлекательному мужчине.

— Это была не я, — сказала она очень серьезно. — Ну, то есть не совсем я. Не знаю, почему я делаю все эти ужасные вещи. По-моему, я иногда себя не вполне контролирую, как будто кто-то мной управляет со стороны. — Ее голос оборвался. — Может, я какая-то чокнутая…

— Играешь на жалость, Констанс? Я, пожалуй, не встречал никого, кто бы меньше в ней нуждался.