— Вашему положению не позавидуешь, мистер Мак-Кин, — вмешался судья. — Впрочем, присвоение вашей супругой чужого имени является само по себе достаточным основанием для объявления брака недействительным. Я предлагаю вам проконсультироваться по этому вопросу с вашим адвокатом.
Внутри Констанс как будто что-то взорвалось, и она со слабым вскриком повернулась к Локу.
— Лок, ты должен верить мне… Я не хотела сделать тебе ничего плохого…
— Заткнись, ты… со своими извинениями!
— Но я же говорю правду!
— От такой вруньи — и, правда?
— Я старалась, чтобы все было хорошо!
— Для себя! Ты меня использовала как последняя шлюха. Но этому конец! Прости, Господи, твою продажную душонку, а уж я-то никогда не прощу!
Он все растоптал, все, что у них было! Констанс почувствовала, что она как будто проваливается в какой-то глубокий колодец, лихорадочно цепляясь, руками за веревку, а каждое слово Лока словно мечом отрубает ей пальцы. А тут еще Тейт с такой светло-добродушной улыбочкой — это и есть дракон, который ждет ее там, в глубине. Она отчаянно вскрикнула, хватая мужа за руку.
— Лохлен, пожалуйста, ради Бога!
Лок пронзил ее презрительным взглядом, стряхнул с себя ее руку, как какую-то мерзкую гусеницу, и отвернулся.
Роджер вновь захохотал — Боже, какой отвратительный, мстительный смех!
— Ну, Мак-Кин, не унывай! Ты, конечно, не увидишь и цента из денежек Латэмов, но, может быть, все-таки эта шлюшка тебя чем-нибудь наградит!
Мощный кулак Лока угодил ему прямо в нос; разбрызгивая кровь, он рухнул на пол. К месту происшествия ринулись судебные приставы, но их вмешательства уже не потребовалось.
Сквозь сердитый ропот окружающих Лок услышал пронзительный крик женщины, впрочем, он дошел до него как-то не сразу — Лок еще не отошел от припадка ярости. Он повернулся и увидел странную картину — преподобный Тейт с елейной улыбочкой стирает своим носовым платком капли крови с корсажа лавандового платья Констанс, а она с выражением безумного, какого-то потустороннего ужаса на лице, — кричит, кричит, кричит…
Констанс плыла в зелено-голубой воде, раскачиваемая мягкими волнами, зачарованная солнечным светом, заливавшим песчаное морское дно. Но вот по песку промелькнула какая-то тень, причем с белыми крыльями. В испуге она повернула к берегу, там ветви пальм призывно манили ее к себе — как руки танцующих холуку, но небо вдруг нахмурилось, и волны стали относить ее от берега, и чем сильнее она загребала руками и ногами, тем быстрее он отдалялся. И вот уж даже вершины гор скрылись за горизонтом — она одна в океане, соль ее слез смешалась с его соленой водой…
— Ну, прими, прими это, ради меня, ради Элспет! Ну, дорогая! Это поможет тебе, ты заснешь!
… Спи, моя маленькая, моя Лили, — донесся до нее голос из прошлого. Все будет хорошо. Никакой купуа не тронет дочери Намаки, так сказала предводительница Канаи…
Констанс замурлыкала от удовольствия — чьи-то нежные руки гладили ее по голове и раскачивали ее, прижимая к большой теплой груди, но вот какая-то жестокая лапа вырвала ее из этих уютных объятий, и она уже стоит, нагая и дрожащая, под страшным ливнем, а Камапуа, человек-кабан, смеется, хрюкает и оскаливает свои страшные клыки… Бежать, бежать…
— Она не пьет бульон, сэр. Я уже пробовала…
— Ладно, Мэгги…
— Не пей это, папа, — умоляет она, но он не слушает ее, и вот начинается рвота, во рту появляется какой-то отвратительный привкус — это смерть? Потом появляется еще кто-то, руки его пахнут имбирем и орхидеями. Она пытается убежать, но он потребовал, чтобы она спела ему, а иначе дракон унесет ее за зеленые горы. И она запела: «Возьми меня в свой плен, Господи!» — и пела, пока в горле не пересохло.
— Ну, вот и хорошо, выпей еще одну ложечку, и тебе станет легче…
…А вот и Лок — мрачный архангел с мечом и щитом, о, как же он красив, как же она его любит! Вдруг белые крылья покрыли все небо, и она съежилась в ужасе, умоляя защитить ее, но он с таким поэтическим взором всходит на борт чудесного корабля — он весь из золота, а паруса — черные-черные… Дракон схватил ее в свои железные когти, прожигая ее своими огненными глазами и шепча ей на ухо: «Поздно, поздно!»
— Больше опия нельзя.
— Но эти кошмары, сэр?
— Ну что делать? Она сама должна справиться… Она была и свидетель, и жертва своего тела, как бы наблюдая его со стороны. Дергалась, принимая удары и в то же время видя, как это ужасно. Она сама рисовала эту сцену, а с ее кистей капала кровь, Жером исправлял ее ошибки. Лицо, которое она пыталась запечатлеть, получалось то слишком темным, то слишком светлым, то слишком молодым, то слишком старым, но она не станет художницей, если не будет стараться.
— Я же не вижу его как следует, — оправдывается она.
— Так смотри, — сказал он и указал пальцем.
Лицо оказалось совсем не то, которое она рисовала, и, в ужасе отбросив кисти, она побежала прочь — прямо в ночь, в манящую к себе пучину моря, но кто-то темный и сильный схватил ее, повлек куда-то вниз, она захлебнулась, во рту стало, солено-солено, легкие разрывались от удушья…
В последний момент она взглянула вверх, сквозь зелено-голубые слои воды… и обнаружила, что дракон превратился каким-то чудом в ангела…
Констанс села в постели, усиленно моргая. Вся в поту, она дрожащими руками отбросила назад спустившиеся на глаза пряди волос. Вроде бы она в своей постели в доме на Девоншир-стрит, в своей ночной сорочке. Голова раскалывалась, во рту было как в выгребной яме. Все тело болело, по нему пробегали какие-то судороги. Что с ней было — какой-то кошмар?
Мягкий весенний бриз колыхнул легкие занавески; за окном смеркалось. Почему она в постели — ведь для сна явно еще слишком рано? Она больна? Лок должен знать.
— Лок! — Голос ее прозвучал едва слышным хрипом.
Констанс с трудом поднялась на ноги, сама удивленная своей слабостью. На кресле лежал вышитый шелковый халат Лока, она благодарно потянулась к нему, натянула его на себя негнущимися руками. Как приятно прикосновение его нежной ткани к коже! Она вышла в темный коридорчик, неслышно ступая босыми ногами по полу.
— Лохлен! — неуверенно позвала она.
На лестнице появилась полная женская фигура с подносом в руках.
— Дорогая, тебе нельзя вставать!
— Элспет? — Констанс озадаченно схватилась за притолоку.
— Ну, проснулась, слава Богу, и в полном сознании! Только слабенькая, как котенок! — Элспет Филпот рванулась к ней, ее букольки раскачивались как маятники. — Неудивительно — шесть суток в постели, не вставая, сразу тебе нельзя так…
— Шесть дней? — Констанс в полном недоумении потерла себе виски.
— Да, с того момента, как начался твой… приступ. Мэгги и я ухаживали за тобой. Иди-ка обратно в постель, дорогуша. Я принесла тебе бульона. Доктор Тинкерман говорит, что тебе нужен покой.
Какая-то туманная мгла в мозгу не рассеивалась, и Констанс испугалась — уж не случилось ли чего ужасного? Только один человек в этом мире мог принести ей покой.
— Где Лок? Я хочу видеть своего мужа! Элспет поставила поднос на стол, ее лицо выражало озабоченность.