Боковым зрением отмечаю, как его потряхивает. Как дрожит напряженная кисть, опущенная на руль вместе с тлеющей сигаретой. Думает, никотин его успокоит? Хрена с два!
Зачем он так со мной поступает?
Меня так больно и жестоко ещё никто не приземлял…
Становится обидно до горечи во рту.
— Ясно… — из груди вырывается непроизвольный судорожный вздох. — Другого ответа я и не ожидала от тебя.
Выдав это, пристегиваю ремень безопасности.
— Ничего тебе не ясно! — вдруг рявкает Максим.
Вздрагиваю, встречаясь с ним глазами.
Исходящая от мужчины опасность пугает меня не на шутку. По коже проносится озноб.
Тяжелый взгляд Пожарского вынуждает интуитивно сжаться.
— С тобой мои правила ни черта не работают, — глухо выдаёт он, докуривая сигарету и выбрасывая бычок в окно. — Все мои установки летят коту под хвост. И это, сука, бесит! Все выходит из-под контроля. Всё! А так нельзя! Я так не привык. Ты — это ты! С Кристиной вы совершенно разные. Нет смысла вас сравнивать. Понимаешь? — спрашивает, повернувшись ко мне корпусом.
— И все же… — набравшись немного смелости, пытаюсь добиться от него ясности. — Если бы я залетела, как бы ты поступил?
— Я бы подумал над этим, если бы трахнул тебя без защиты. Сейчас априори нет смысла на эту тему рассуждать.
— Часто ты ей изменял? — задаю последний вопрос.
— До сегодняшней ночи ни разу. Тебя увидел и крышу снесло. Не устоял. Если ты думаешь, что у меня много любовниц, ты ошибаешься, Ваня.
— Мне всё равно… — бурчу я, отворачиваясь к боковому окну. Называю домашний адрес и устало прикрываю глаза.
«Нужно оторвать пластырь. Рвануть решительно и резко, тогда и боли будет меньше…»
Глава 41
Ива
Получасовая поездка с Максом становится для меня самой настоящей пыткой. Всю дорогу до моего дома мы оба молчим. Он задумчиво ведет автомобиль, следуя по заданному маршруту. Я же, уткнувшись взглядом в боковое стекло, считаю секунды до нашего расставания.
В моей жизни впервые случился взрослый мужчина. До этого я не знала, что такое страсть. Не подозревала, какой яркой, порочной и обжигающей она бывает. Ни с кем и никогда не испытывала такого острого удовольствия от близости. Никогда. Макс единственный, кто разбудил во мне женщину. Помог ей раскрыться. А потом… Он вернул меня в реальность, не дав насладиться иллюзией.
Все у нас слишком быстро завертелось и так же быстро закончилось…
Как только въезжаем в наш двор, становится совсем плохо. Меня накрывает безысходной тоской. Это чувство расползается по всему организму токсичным веществом. Отравляет. Высасывает из меня все силы. Всю положительную энергию отнимает. Тело становится вялым и тяжелым. Как собрать себя в кучу — не представляю.
Вот и всё, Ваня. Как бы не было больно, с братьями Пожарскими придется завязать.
Не по пути тебе с ними. Особенно с Максом не по пути…
— Останови у той вишневой иномарки… — Мой голос звучит безжизненно и тихо.
Макс, не говоря ни слова, паркуется на стоянке, куда я указываю рукой. Как раз в нескольких метрах от входа в подъезд. Затем глушит мотор и выключает фары.
На улице по-прежнему валят хлопья мокрого снега. Солнце ещё не взошло, но в многоэтажках потихоньку начинает просыпаться народ. Окна в шахматном порядке мигают желтым светом. То тут… то там… как огромные светлячки.
Опустив висок на холодное стекло, нахожу взглядом окна тетиной квартиры. В них темно, что даже радует. Прошмыгну в свою спальню незамеченной. Не хочу, чтобы тетя Лара увидела меня в неподобающем виде. У нее сложная и ответственная работа. Ей нельзя волноваться. Со своими тараканами я как-нибудь разберусь сама, а пока что даю себе ещё минуту насладиться обществом молчаливого Пожарского.
Только одну минуту…
Погружаясь в томительную тишину, не спешу выходить на улицу. Там холодно и зябко в отличие от салона автомобиля, где слишком уютно и тепло.
Макс позаботился, включил климат контроль.
Если бы не новые обстоятельства, я бы сейчас залезла к нему на руки и прилипла к груди, как соскучившийся по ласке ребенок. Просидела бы так ещё несколько часов, а потом согласилась бы на все его условия. Только бы рядом быть. Но увы…
Всё, что меня сейчас сдерживает — это ремень безопасности, который я отстегиваю, и мысль о чужом ребенке, нуждающемся в отце.
Кутаюсь в пальто, виня себя за слабость.
Теперь уже точно пора уходить, пока оба не сорвались и не натворили глупостей.