Макс не выходит из моей головы.
«Почему он ей изменил со мной?» — в который раз задаюсь этим вопросом. — «Зачем, если у него на носу свадьба? Это для Пожарского норма?»
«Я не первая и не последняя случайная встречная в его жизни?»
Дойдя до двери, вырубаю мобильник. Открываю замок, впуская в квартиру Ксению — мою близкую подругу.
— Привет, — говорю я, замечая в её руках бумажный пакет из нашей любимой кондитерской.
Психотерапия сладким — то, что нужно. Очень вовремя.
Заем свою печаль тортиком и буду жить дальше.
— Может, я не вовремя? Ты кого-то ждешь? — интересуется Ксения, выискивая взглядом посторонних в коридоре.
— Нет. Проходи на кухню. Я чай заварю, — устало отвечаю.
— Я взяла твой любимый чизкейк и шоколадки с ликером, — Каретникова тараторит с порога, взрывая мне мозг. — Будешь? С вишенкой. Как ты любишь.
Я непроизвольно морщусь, а затем выдавливаю из себя вымученную улыбку.
— Буду. Спасибо, Ксюш.
— У тебя что-то случилось? — озадаченная подруга не сводит с моего лица оценивающего взгляда. — Что с твоим голосом, Вань? Что с лицом? Ты как будто ревела весь день.
— Все нормально, — закрываю входную дверь и плетусь на кухню.
Ксюша следует за мной.
— Где «нормально»? — не унимается она. — По тебе не скажешь.
Хорошо, хоть слёз нет. Выплакала на неделю вперёд.
— Чай или кофе? — спрашиваю, включая электрический чайник.
Не хочу никому объяснять причину моего убитого состояния. Даже близкой подруге.
— Вань, не темни, — Ксения предпринимает ещё одну попытку выудить из меня хоть какую-то информацию. — Ты поссорилась с Ильей?
— Я с ним рассталась, — даю ей самую малость.
— Что? Ты серьезно? Почему? — поставив сладкое на стол, переводит на меня изумленные глаза.
— Потому что ошиблась в нём. Он не тот, кто мне нужен.
— В смысле? А кто тебе нужен? Ты в кого-то другого втюрилась? Колись! Мне не терпится узнать правду.
— Нет никакой правды, Ксюша, — вру, оборачиваясь к шкафчику, где у тетки хранятся чашки.
Достаю две и ставлю на столешницу, мысленно повторяя бабушкино наставление: «Поплачься лучше подушке, чем подружке».
С Ксюшей я не так давно дружу, чтобы рассказывать ей о ночи с Максимом Пожарским. Мне за глаза хватило её настойчивых нравоучений по поводу Ильи. Иногда они выбешивали меня до дрожи. А Макс Андреевич — это отдельная тема. Не для её ушей.
Не хватало, чтобы завтра девчонки с моего курса шушукались обо мне, как о содержанке почти что женатого мужчины, которому далеко за тридцать.
А если пронюхают о беременности его невесты, так вообще осудят. Вряд ли когда-нибудь отмоюсь.
Да и вообще. Не хочу я о нём говорить. Хватит!
— Вань? — Каретникова напоминает о себе негромким голосом.
— Я решила плотно заняться учебой, — выпаливаю и, не удержав жестяную банку с чаем в руках, роняю её на пол. — Черт…
— Спешит кто-то, — констатирует подруга.
Выдохнув, я, как ни в чем не бывало, иду за щеткой и продолжаю разговор, стараясь не выдавать нервного напряжения внутри меня.
— С Ильей у меня не получается думать о предстоящей сессии. Да и он не моего поля ягода. Просто я поздно это поняла. Ты была права насчет него. Он наглый и уверенный в своей исключительности мажор. Ксюша, давай не будем о парнях. Ладно? — перевожу стрелки, не желая развивать болезненную тему, и приступаю подметать рассыпанный по полу чай.
— Не хочешь делиться подробностями, ну и не надо. Переживу, — преувеличенно бурчит Ксюша, распечатывая коробку с шоколадными конфетами. Сразу же уплетает несколько штук.
Глядя на неё, я закатываю глаза, тем самым выражая несогласие и временную уступку.
Пусть обижается. Её право. Как и моё — недоговаривать.
Ксения относится к тому типу людей, которые дуются по любому поводу. Даже по пустяковому. Иногда это бесит. Нет ничего хуже надуманных обид. С ней я постоянно чувствую себя виноватой! Однажды я осудила её за это, и мы не разговаривали недели две.
Тётя Лара не устает повторять, что она мне завидует, и просит держать с подругой дистанцию, не позволять ей манипулировать моим настроением. Я же по доброте душевной из раза в раз наступаю на одни и те же грабли.
Вот и сейчас мне хочется попрощаться с Ксенией и завалиться в кровать. Но я не могу её выставить за дверь. Совесть не позволяет. Приходится согласиться на вечернюю прогулку, руководствуясь тем, что она пойдет мне на пользу. В квартире и правда душно, тоскливо и стены давят… Я задыхаюсь, думая о нём…