— А глаза — долу, — шепотом закончила я присказку матери.
С ранних лет мне твердили: "Спину держи ровно, а глаза — долу. Украшение принцессы — осанка и скромность!" Не справившись с нахлынувшим чувством, добавила:
— Простите, матушка.
От моей кротости она растерялась:
— Что с тобой? — удивленно подняла она брови, повернувшись ко мне.
— Привыкаю к статусу невесты, матушка, — подарила мягкую улыбку я.
Она хмыкнула удовлетворенно и продолжила подслушивать завязавшийся разговор двух королей. Мне слушать их не хотелось вовсе. Бордовое вино билось о стенки бокала. Я гоняла его туда-сюда, наклоняя. Люди ели, шумя приборами. Разговоры наполняли зал, толпа то и дело взрывалась хохотом и визгами. Танцовщицы двигались под музыку. Я услышала, что танец назывался русалочьим. Они и выглядели как русалки, сошедшие с картин. Ленты на юбках, словно хвосты, развевались то в одну, то в другую сторону.
Отец снова звонко рассмеялся и похлопал собеседника по спине, будто брата близкого. И эта искра в его глазах заставила меня насупиться. Не буду я на него смотреть!
На столе красовались яства, споря между собой спелостью, вкусностью и ароматностью. У румяного барашка яблоки водили хороводы, по картофелю растекалось топленое масло, а аппетита не было. Мне совсем не интересно, о чем там отец говорит с морским. Нисколечко! Я оторвала виноградину от грозди и положила ее на тарелку, покатала, проткнула вилкой. Матушка, не отвлекаясь от красноречивого разговора, осторожно потеребила меня за рукав.
— Поешь. — Сказала еле открывая рот.
Я вздохнула и положила на тарелку картофелину.
— Доган, а что же вы держите ланей на службе? — спросил морской у моего отца.
Я не понимала, почему в глазах семьи столько… Уважения. Они же варвары!
— Рыжие хорошо служат, что тут еще сказать. Помню-помню, вы их не жалуете у себя, — отец поднял бокал.
Морской король поднес бокал к губам, но не отпил, вдыхая цветочный аромат. Я не видела ещё людей столь холодных. Безжизненных. Все слова служанки были как на яву. Я даже не могла до конца понять, нравится ли мне это, или наоборот отталкивает, но мне хотелось наблюдать, изучать черты. То как он изящно держал бокал, как орудовал вилкой. Не этим были способны похвастаться морские в моей голове. Точно не этим!
Он обладал какой-то своей тусклой красотой, не только сам по себе. Отец считал его равным, и это придавало его тусклости особую огранку. Он не был стар, но глаза его видели многое. А может для морских такой цвет в почете?
— А чего ж дочь твоя сидит? — громко сказал морской король, и я смутилась.
Заметил, что я гляжу на него?
— Пусть слово скажет! — и поднял бокал повыше.
— Ласта, поприветствуй наших гостей, — обратился ко мне отец.
“Не пожалей доброго слова!” — диктовали глаза матушки. Я встала, музыка стихла, давая слово принцессе:
— Выпьем же… — я замешкалась, решаясь. — За такой ценный союз, — и подняла бокал. — Даже купцам хочется оценить товар, что уж говорить о наших гостях!
Я не побоялась и посмотрела в лица окружающих.
— И выпьем же за отцов наших, что готовы… — отец напрягся. — Продавать собственных детей в угоду своим прихотям.
Отец поморщился, я видела его неосознанный жест, точно такой же, как в момент, когда муха садилась на еду. Туда, где ее точно не должно быть. Муха — такая мелочь, но изрядно портит настроение. И все становится как будто несвежим. Вот так, папочка, и пропадает аппетит.
— Как вы думаете, отец, — не унималась я, вспомнив слова служанки, — они разрежут меня по приезду или все-таки брачный ритуал предполагает присутствие в спальне четырех мужчин?!
Я понятия не имела, что говорила и, конечно, не верила в сказанные слова. Однако мне хотелось разделить с ним горечь, ужалить его посильнее.
— Довольно!
Я осушила бокал и отбросила его на стол. Он покатился и со звоном упал на пол. Рубиновые капли намочили скатерть. Зал застыл. Я смотрела на отца, а он на меня.
— Уведите ее. — Безжизненно закончил немой диалог он.
Я фыркнула и пошла в свою комнату, напоследок услышав:
— Вот видите, Ваше Величество, что бывает, если потакать ребяческим капризам. Дети никогда не повзрослеют! — бросил королевский советник мне вслед, словно гальку под босые ноги.
— Ласта, — окликнул меня отец. — Что ты скажешь?
Я проморгалась. В голове, перебирая своими ехидными лапками, зудела непрошенная муха: “Скажи, не бойся!”
— Долг превыше всего. — Улыбнуться не получилось, я отставила бокал, не сделав и глотка.