— Король навестит Вас позже, — советник быстро поклонился, до последнего не отводя от меня взгляд.
— Я не выйду за него замуж! — прокричала я вслед закрывающейся двери и сама направилась в покои, отталкивая руки посторонних.
На ступенях мне снова встретилась служанка. С ее лица сходил уже ручей пота, лицо раскраснелось, в ногах не осталось силы.
— Ваше, — выдох-вдох, — Высочество, — она тяжело дышала и, увидев меня, остановилась ухватившись за стену.
— Ты словно свинья на вертеле! — выплюнула я слова, проходя мимо, не в силах утаить скопившийся внутри меня яд.
Глава 2
— Он обязательно Вас выслушает, Ваше Высочество.
— Если потребуется, я встану перед ним на колени. Буду умолять до потери пульса!
Рассуждала я, ходя по комнате из стороны в сторону. Во мне расправляли крылья несгибаемая решимость и твёрдость мысли.
— Это точно поможет, Ваше Высочество.
— Если они действительно надеялись, что я так просто подчинюсь… — не договорила я угрозу.
— Не тревожьтесь, разговор с отцом все решит. Вот увидите, он послушает Вас и все уладит.
Она складывала мои вещи, зачарованно разглядывая вышивку на моем платье, с упоением проводила руками по золотой вязи. Глаза ее выражали не только любовь, они были наполнены очарованием. Ее восторгала моя жизнь: убранство спальни, еда, одежда. Все вызывало в ней восхищение и наверняка зависть. Но понимала ли служанка, чему она завидует.
Услышав снова: “Да, Ваше Высочество”, я хитро прищурилась:
— Знаешь, как мы сделаем, — шагнула я в сторону служанки. — Вымоем тебя в купели с травами и цветами, — я ходила вокруг нее кругами, смотря, как восхищение сменяется удивлением.
Я не торопилась, давая себе вдоволь насладиться моментом.
— Нарядим тебя в эти красивые платья, — служанка затаилась, слушая, как я воркую подле нее. Не знаю, чему она больше удивлялась, моим словам или тому, что я больше не грублю. — И отправим тебя такую краси-ивую, ми-илую, в белом наряде, расшитом золотом… к чудовищам! — увидя, как ее глаза округлились от обиды и ужаса, меня так и подмывало добавить "на растерзание!"
Служанка обожглась моими словами и вздрогнула.
— Ну что же ты молчишь?
Она ахнула, рот так и застыл, приоткрытый от страха, а затем с громким глотком закрылся.
— Ваше Высочество… — оторопело проговорила она, быстро-быстро моргая и складывая платье в сундук.
— Что Вы, Ваше Высочество, — она попыталась улыбнуться.
Вот только мне не было весело, от чего она смутилась и потупилась еще больше.
— Мне показалось, тебе нравится все это, — обвела я комнату рукой.
Губы ее сжались.
— У меня семья, — почти шепотом произнесла она, надеясь, что я вовсе не услышу сказанного.
— Вот оно как получается, — ударила я в ладоши, — и тебе нельзя! — Язвительно вскрикнула, не отводя взгляда от служанки.
Служанка продолжила собирать мои вещи, плакала, утирая мокрый нос серым платочком, только бы не запачкать красивую ткань и золотые вензеля на платьях. Она смирилась? Обиделась? Пожалела меня? Все равно! Я лишь закатила глаза и плюхнулась на кровать.
Желтое выцветшее солнце, которое нарисовали на потолке еще в моем детстве, улыбалось и как всегда согревало, хотя и не отдавало тепла, как настоящее светило. Служанка торопливо перекладывала “тряпки”, но безмолвные копошения стали еще больше меня раздражать.
— Уходи.
— Но, Ваше Высочество.
Она замерла, притянув к груди синие ленты. Я видела растерянность в ее глазах и кровь во мне еще больше закипала. Как смеет она меня жалеть? Как смеет помогать этим извергам отправлять меня в логово чудовищ? Гнев волнами бежал по коже. Я схватила первое, что попало под руку и, привстав на локте, замахнулась.
— Вон! — прикрикнула я, кидая подушку куда-то в ее сторону. Пусть уйдет! Пусть все уйдут! Исчезнут и оставят меня одну!
Тишина затянулась, и мне пришлось поднять с кровати голову. Она так и стояла с лентами в руках, будто вкопанная в землю березка. Я увидела слезы на ее щеках, разводы на лентах и закатила глаза, однако не стала цепляться и за эту оплошность. Силы вдруг оставили меня. И стало безразлично все. Мокрые разводы от слез на дорогих тканях. Брошенные в угол книги. Глупая служанка, которая наконец выпустила из рук ленты, и поклонившись удалилась. Все стало безразлично. В комнате стало пусто. Тихо. Я разглядывала старую трещину у края солнечного рта и никак не могла справиться со своими чувствами. Моя жизнь — как это солнце, расходилась по швам, трещала и лопалась, некогда такая радостная, наполненная счастьем, а теперь никому не нужная. Внутри этой дыры плескались чувства и неуслышанные никем слова. Они переливались через рваный край и ядом растекались внутри меня.