– У тебя в лагере царит беспорядок. – И Кэйро рассмеялась.
Дункан хмуро взглянул на нее, срывая с веток джинсы, шорты и рубашки. Его трепещущая на ветру одежда придавала лагерю своеобразный колорит, но Дункан был не в настроении оценивать эстетику этого зрелища и не желал любоваться собственным бельем, озаренным последними лучами заходящего солнца.
– Чертова ребятня! – прошипел он, швыряя в палатку складную кровать и спальный мешок.
– Ты не любишь детей? – Кэйро считала, что вправе задать такой вопрос.
– Конечно, люблю, – буркнул Дункан в ответ. – Но тем, кто побывал здесь, я охотно задал бы трепку. Кто-то уже в пятый раз за этот месяц хозяйничает в лагере.
– Сейчас лето, – отозвалась Кэйро, срывая туалетную бумагу с побитого синего пикапа Дункана. – Наверное, детям скучно.
– Хочешь знать, чем занимаются дети от скуки?
Кэйро усмехнулась и огляделась по сторонам.
– Уже вижу.
– Это еще цветочки, Кэйро. Иногда дети постарше угоняют машины и устраивают гонки. Бывает, что, напившись, они врезаются в другие машины. И знаешь, чем заканчиваются такие развлечения? Чьей-нибудь смертью.
Он подхватил с земли пустую пачку сигарет и смял ее в кулаке. Кэйро наблюдала, как гневная гримаса медленно сходит с его лица. Он прислонился к машине, стиснул челюсти и устремил взгляд вдаль, на прерию и оранжево-лиловый закат.
Кэйро шагнула поближе. Минуту она молчала, глядя, как ползут по земле тени, и вглядываясь в печальный профиль Дункана.
– Кто умер? – наконец тихо спросила она.
– Моя мать.
Кэйро услышала боль в его голосе и содрогнулась при мысли о смерти женщины, с которой ей давно хотелось познакомиться.
– Какое горе…
Его скорбь внезапно сменилась гневом.
– Это случилось пять лет назад. Ты могла бы поспешить с соболезнованиями!
– Но я ничего не знала!
– Узнала бы, если бы не стала возвращать нераспечатанными мои письма! Если бы не пропускала мимо ушей то, что я передавал через твоих родителей!
– Мне ничего не передавали!
Он хрипло усмехнулся:
– Передавали или нет – уже не важно. – Он отошел от машины. – Как я уже сказал, Кэйро, это случилось пять лет назад, сразу после того, как ты решила расторгнуть наш брак. Больше я не желаю ворошить прошлое.
Кэйро подошла к нему и положила ладонь на плечо. Она думала, Дункан стряхнет ее руку, но вместо этого он замер. Не оглядываясь, он накрыл ладонью ее руку и глубоко, прерывисто вздохнул.
– Раз уж сегодня мы оба не за рулем, может, выпьем пива?
Кэйро кивнула, не желая продолжать тягостный разговор. Ей хватит времени обдумать слова Дункана и понять, как он нуждался в ее сочувствии пять лет назад. Точно так же он был необходим ей. Но утешить друг друга им так и не удалось.
Господи, как такое могло случиться?
Кэйро оборвала туалетную бумагу с пикапа Дункана, скатала ее в шар и бросила в пакет для мусора, а Дункан тем временем открыл багажник, нашел в нем сумку-холодильник и вытащил оттуда две банки холодного пива.
Вскрыв банку, Кэйро прислонилась к машине, размышляя, о чем заговорит Дункан – о своей матери или об аварии? Но он задумчиво молчал. Она опасалась, что он вновь заведет речь о разводе, поэтому сама положила конец молчанию, выбрав самую безопасную тему.
– Кому понадобилось тащиться в такую даль, чтобы похозяйничать в чужом лагере? – спросила она. – Да еще пять раз за месяц?
– Наверное, этим вандалам просто было любопытно узнать, чем я занимаюсь. – Он устроился рядом с Кэйро. – Ничего не выведав, они разозлились и, чтобы выпустить пар, разгромили лагерь.
– Но почему их не заинтересовали кости динозавров?
– Им нет дела до доисторических находок.
– Тогда что же их интересует?
– Миф.
Он сделал длинный глоток.
– Миф? И это все?
Углы его губ дрогнули в улыбке.
– Хочешь узнать – поищи разгадку сама.
Тайны Кэйро любила. К сожалению, на этот раз ей было некогда искать разгадку.
Она отпила пива и постаралась забыть о загадочном мифе. Гнев, копившийся в ее душе пять лет, вдруг улетучился, и она сознавала только близость бедра Дункана, его руки и плеча.
Она бессознательно облизнула губы, вспоминая, как в пятнадцать лет стащила у Дункана свою первую банку пива. После целой банки ее затошнило, и Дункан поддерживал ее и прикладывал ко лбу холодное полотенце. А чуть раньше тем же вечером она сама поцеловала Дункана и до сих пор помнила жар его дыхания и нерешительное прикосновение губ. Краем глаза она следила за Дунканом: он остановил пристальный взгляд на ее губах, его голубые глаза опасно потемнели.
Сердце Кэйро заколотилось чересчур быстро, и она вдруг поняла, что мысли завели ее слишком далеко. Она отстранилась, твердо решив держать себя в руках, и вынула сотовый телефон из рюкзака, брошенного на капот взятого напрокат «доджа».
– Мне надо позвонить, – торопливо бросила она.
– Дилану? – осведомился Дункан, по-прежнему глядя на ее губы.
– Конечно, нет. Моей тете.
– Фиби?
– Ты и это помнишь.
– Я же говорил, Кэйро, – он упорно смотрел на ее губы, – я почти ничего не забыл.
Он допил пиво и бросил банку в мешок.
– Пойду приму душ.
Он зашагал к палатке, а Кэйро посмотрела на бак с водой и тесную душевую кабинку под ним.
– А воды хватит для двоих? – крикнула она ему вслед.
В свой вопрос она не вкладывала никакого особенного смысла. Просто пыль и грязь покрывали ее с головы до ног. Но Дункан обернулся, его глаза зажглись предвкушением.
– Если хочешь, можем помыться вместе.
Кэйро прерывисто вздохнула, вспомнив, как они в прошлый раз мылись вдвоем – незадолго до того, как Дункан исчез, пообещав вернуться.
Черт бы его побрал! Нет уж, сегодня она вымоется одна.
– Если у тебя найдется ведро, – притворно-невозмутимым тоном ответила она, – я просто оботрусь губкой.
Он пожал плечами:
– Как хочешь, – и, не медля ни секунды, двинулся прочь.
Кэйро снова посмотрела на импровизированный душ и задумалась о нагретой солнцем воде, смывающей пот и пыль с зудящей кожи.
– А может, ты сам возьмешь ведро, а мне уступишь душ? – окликнула она Дункана.
Он обернулся и с усмешкой покачал головой:
– Вряд ли.
Неожиданно он направился к ней – медленно, уверенно, не сводя взгляда с ее губ. Кэйро напряглась. Медленным движением Дункан поднял руку, коснулся ее волос, перебрал несколько прядей. Затаив дыхание, Кэйро замерла, каждую секунду опасаясь упасть к нему в объятия.
Так же внезапно он отдернул руку, и у Кэйро задрожали колени.
– Полынь, – деловито объяснил он, показывая ей веточку. – Наверное, запуталась в волосах, когда ты упала.
Кэйро машинально кивнула, стараясь выйти из транса, в который Дункан так легко ввел ее.
– Ты собиралась позвонить, – напомнил Дункан, бросил полынь на землю и снова направился к палатке.
Она залюбовалась его длинными мускулистыми ногами, спохватилась, попыталась отвернуться, но не смогла. Дункан Кинкейд не из тех мужчин, от которых можно отвернуться.
Она достала из рюкзака карточку отеля «Небесный приют» и набрала номер. Раздался гудок. Один, второй.
Дункан снял в палатке рубашку и вышел, и у Кэйро перехватило дыхание при виде его упругого плоского живота, груди с пышной порослью черных волос и кожи оттенка потемневшей меди. Внезапно она вновь перенеслась в Египет, стала пятнадцатилетней школьницей, подглядывающей за двадцатидвухлетним выпускником колледжа, который купался в озерце среди пальм оазиса, ни о чем не подозревая. Никогда прежде Кэйро не видела голых мужчин и даже не думала, что они бывают такими красивыми. Каждый дюйм загорелого тела Дункана оказался прекрасным.
Отмахнуться от воспоминаний было невозможно, пока в трубке не раздался голосок сына:
– Алло!
– Привет, малыш. – Кэйро вдруг отчаянно захотелось очутиться в Сэнктуари, рядом с Диланом. Разговоры с ним по телефону не шли ни в какое сравнение с возможностью видеть его, радоваться его смеху, любоваться розовыми щечками, голубыми глазами, шапкой смоляных волос – цвет волос и глаз мальчик унаследовал от отца. Кэйро казалось, что глазами Дилана на нее смотрит частица Дункана. От воспоминаний о нем ей так и не удалось избавиться.