В моем взгляде сразу расцветает благоговение.
— Ты, в конце концов, просто вырубилась. Твоя голова покоилась на моем плече. Крошечное тело, свернувшееся под одеялом Драконов, которое Спарроу подарил мне на Рождество. На следующее утро я солгал, сказав, что мы просто уснули, но по правде говоря, я остался специально. Мне… понравилось то чувство, которое я испытал, когда засыпал рядом с тобой. Просыпаться рядом с тобой. Просто… быть рядом с тобой. — Его адамово яблоко нырнуло вглубь горла из-за того, что он сглатывает, прежде чем продолжить. — Это просто чувствовалось правильно.
— Ах, — снова встревает Агата, но никто из нас не смотрит на нее.
Я ошеломлена. Почти полная тишина делает меня способной прошептать лишь одно слово:
— Правда?
— Правда, — шепчет Ларк в ответ.
Волнение и недоверие сталкиваются друг с другом, толкая мои губы к его. К сожалению, я опаздываю на доли секунды. Снежинки прерывают то, что могло бы стать нашим вторым поцелуем, о котором мы действительно будем говорить, в отличие от первого, приземлившись в маленьком пространстве между нами.
Он откидывает голову назад и широко улыбается.
— Ты когда-нибудь раньше ловила их языком?
— Нет, — быстро качаю головой я. — Нет. Нет. Нет. Мы всегда сидели дома, когда выпадал снег. Моя мама ненавидит то, что он делает с ее волосами, а отец ненавидит то, что он делает с его костюмами.
— Мальчики ловили снежинки своими языками с тех времен, когда еще были малышами, — говорит Агата, привлекая наше внимание. — Мы их даже этому не учили.
— Нет, — слегка хихикает Уолтер, несмотря на тихий хрип, доносящийся до наших ушей. — Они просто широко открывали свои большие рты, шевеля языками в меру своих способностей и пробовали Рождество на вкус.
— Мы все еще делаем это, — сообщает Ларк, в то же время откидывая голову назад, открывая рот и вытягивая язык, чтобы поймать одну. Как только одна из них приземляется на него, мы снова встречаемся глазами. — Дай шанс.
— О-о-о, — хихикает Агата и хлопает по моему колену. — Ты должна, сахарная сливка. Это глупая и забавная вещь, которую мы все делаем. Смотри.
Она повторяет за сыном всего за несколько секунд до того, как это делает ее муж.
Не желая отличаться, а также из небольшого любопытства, какое «Рождество» на вкус, я следую их примеру. Откинув голову назад, широко открываю рот, позволяя маленьким хлопьям танцевать на кончике языка. Нет никакого особенного вкуса или умопомрачительного аромата, но звуки нашего смеха из-за того, как глупо мы выглядим и чувствуем, приносят настоящее удовольствие.
После долгой, наполненной смехом поездки на санях, мы с Ларком и его рюкзаком проскальзываем в комнату, пока родители идут в свою. Он убеждается, что запер за нами дверь, готовясь к ужасному сценарию — врывающаяся без предупреждения мать, которая видит нас спящими раздельно.
По правде говоря, после того, что мы друг другу сказали, сидя в санях, часть меня надеется на то, что мы разделим кровать этой ночью.
Чувство нервозности пробегает по моему позвоночнику, заставляя тело бессознательно дрожать.
Ларк не пропускает этот момент и не оставляет незамеченным.
— Замерзла?
Боюсь, что правда может стать гораздо более арктической, чем мне кажется.
— Немного.
— Должно быть, это из-за паркета на полу, — заявляет он, в то же время подходя ближе, из-за чего мне становится труднее дышать. — Они точно не помогают.
— Нет… они… эм… не помогают.
— Хочешь я согрею тебя?
Не уверенная в том, что именно он имеет в виду или намекает точно на то, что я от него хочу, продолжаю стоять на месте и позволяю надежде расцвести в моем взгляде.
— Что предлагаешь? Горячий шоколад? Бурбон? Брен…
Губы Ларка обрушиваются на мои с большей страстью, чем в прошлый раз. Вчерашний был вызван любопытством. Осторожностью. Поцелуй же, который мы разделяем сегодня, наполнен точной уверенностью. Целью. Громкий всхлип, вырвавшийся на свободу с моих губ, побуждает его грубо притянуть меня ближе, поднять за задницу и без особых усилий кинуть меня на кровать. Он быстро накрывает меня собой, прежде чем я успеваю вздохнуть. Наши языки, руки и ноги сплетаются, будто жаждущие этого самого момента. Знаменитая мелодия Кэлли Кларксон грозит эхом отозваться в моей голове. Однако быстрое движение Ларка, который дергает мою одежду, стирает все остальное.
Невозможно остановить снежный ком, настигший нас. Он срывает своими руками одну вещь, за которой следует другая. Его отчаянная решимость напоминает упорство ребенка, который не может сосредоточиться ни на чем, кроме как развернуть тот подарок — самый желанный на свете. Я скидываю одежду, закрывающую мой взор, зная, настолько часто мечтала об этом, что кажется даже не здоровым. Мы отрываем рты друг от друга лишь для того, чтобы раздеться, и, как только мы это делаем, позволяем краткому моменту захватить нас и полюбоваться обнаженными телами друга.
Глаза Ларка ярко сияют, будто он благословлен каким-то умопомрачительным чудом, пока я делаю все, что в моих силах, чтобы не пускать слюни на полный набор великолепного сложенного мужчины — пресс, бицепсы, трицепсы и огромный член. И я от него без ума. Он не отрывает от меня кристально-ясного взгляда, обводя мою фигуру, изгиб за изгибом, пока тянется правой рукой мимо меня к ящику, неуклюже спеша достать презерватив.
Все, произошедшее дальше, случилось в мгновение ока.
Клянусь, в один момент я смотрю, как Ларк разрывает фольгу, а в следующий он закрывает мой рот своей крепкой ладонью, чтобы заглушить мои крики. Мы, кажется, обходим стороной все, что люди называют «занятиями любовью», чтобы трахаться, как восходящие порнозвезды, пытающиеся что-то доказать другим. Он громко стонет мне в ухо. Пыхтит. Кидает проклятия. Прикусывает мочку уха каждый раз, когда врезается в меня. Я кричу в его ладонь одновременно с тем, как моя киска сжимается, высасывая все соки из его члена. Ногами плотно сжимаю его, будто даже самое крошечное расстояние каким-то образом положит конец всему. Мышцы на них пульсируют и напрягаются в такт с местечком между бедер, заманивая его в эпицентр возбуждающего торнадо.
Ларк опускает руку с моего бедра, своим лицом прижимаясь к изгибу моей шеи и испускает голодный вой. Большая часть его веса приходится на другую его руку, тем не менее она не добавляет восхитительного давления всеми правильными способами.