Анна Михайловна, вынув из свертка плетку, попробовав ее раза два о стену, пошла в соседнюю комнату на лежанку советоваться с Кузьминишною; дочки ее разошлись по углам размышлять о полученном наставлении, одна с торжеством, другая с унижением, третья в углу стала писать; а я пока на досуге постараюсь, переменив драматический образ изложения на эпический, познакомить читателей короче с тремя молодыми героинями.
Средняя дочь Анны Михайловны, которая пред нашими глазами одержала такую блистательную победу над старшею своею сестрою, лицом была очень похожа на полный месяц, когда он, в летний вечер, красен и велик, начинает показываться из-под дальнего горизонта. Полные, румяные щеки и плеча составляли главное основание ее собственных претензий на красоту, главное основание прав, уступаемых ей нехотя провинциальными ее подругами, кроме сестры ее, на славу в царстве изящного. Впрочем, в наружности ее не было ничего особенно примечательного, кроме сходства в некоторых чертах с родительницею. Сходство сие еще было разительнее в отношении к голосу, походке, характеру, уму, и здесь-то, может быть, заключалась тайная причина особенной благосклонности матери к своему живому портрету — причина, почему получала она часто первенство между сестрами, ей не принадлежащее. Впрочем, должно сказать и то, что она старалась поддерживать к себе расположение матери, умела так примениться к ней, что та, очарованная, рада была подчас для Полиньки заложить свою душу, не только что обвинить ее сестер в правом деле. Анна Михайловна, например, любила знать чужие дела; и все соседство, верст на сорок кругом, было у ее дочки на ладонке: ни малейшее происшествие между супругами, родителями, чадами, родственниками дальними и ближними и даже знакомыми не укрывалось от ее любознательного уха и глаза. Всякий вечер представляла она матери подробный бюллетень о новостях городских и уездных и, заведывая таким образом с отличным успехом к полному удовольствию матери департаментом внешних сношений, доставляла ей неистощимый источник наслаждений и по длинным зимним вечерам и по длинным летним дням.
Внутренние дела препоручены были старшей дочери, которая имела все на руках в доме и хозяйничала, когда Анна Михайловна по каким-нибудь непредвиденным обстоятельствам должна была оставлять кормило правления. Дворня находилась под ее надзором, и она, сызмаленька приученная, умела содержать домочадцев в подобающем страхе; главное же достоинство ее состояло в том, что она, как свои пять пальцев, знала все, относящееся до церковных постановлений и скорее всех месяцесловов[16] и требников[17] назначала сроки постов и мясопустов[18] — никогда не ошибалась в назначении дней господским праздникам[19], — разве только при задавании работы домашним; знала по имени архиереев, архимандритов, игуменов, игумений, схимников и даже стариц и старцев значительных; читала наизусть жития святых от первого января до тридцать первого декабря включительно; а при рассуждении о разных житейских действиях, в трудных нравственных задачах своим положительным словом проводила всегда резкую черту между грехом и спасением. Без сих познаний едва ли бы не было двух Ченерентол[20] в семействе Анны Михайловны, которая по сердцу не слишком была расположена к старшей своей дочери, но стремясь внити в царство небесное и видя в ней твердую подпору и надежную руководительницу, вела ее нехотя наравне с среднею дочерью. Говоря о Аграфене Петровне в отношении к ней самой, заметим, что самолюбие и притязания на красоту составляли средоточие всего ее нравственного организма; ничем нельзя было раздосадовать ее столько, как предпочтением средней сестры, что уж и удалось нам заметить.
Меньшая дочь отличалась совершенно от старших своих сестер. Она с младенчества воспитывалась в доме у графини Б., за делами которой ходил ее отец. Там получила она прекрасное образование вместе с единственною дочерью своей благодетельницы и познакомилась с благородными наслаждениями ума и сердца. Но, к ее несчастию, графиня скончалась, а дочь ее вышла замуж в большое семейство, в которое по особым обстоятельствам никак не могла взять с собою свою подругу. Анна Петровна возвратилась в отеческий дом и была принята там, разумеется, не с удовольствием. Сестры видели все ее превосходство над собою и, находя себе покровительство в матери по сходству образа мыслей, начали смеяться над нею, а мать, отвыкшая от нее так давно, смотрела на нее, как на чужую. — Молодая просвещенная девушка в чуждой сфере мучилась беспрестанно, быв свидетельницей всякий день разных отвратительных явлений между людьми, любезными для ее сердца; но об ней мы будем иметь случай после узнать подробнее.