Когда со сборами было покончено, служанка ретировалась и за мной вновь пришёл эмбер Сольга, оценил мой вид с выражением явного одобрения на лице и поманил за собой жестом.
Пришлось всецело ему довериться.
— Мы пройдём в зал Обращений, — чуть погодя принялся пояснять мужчина. — Там нам предстоит обратиться к эргрофу Агаресу. Он раскроет ваши скрытые резервы и вы быстро выучите наш язык.
— А мой мозг не взорвётся от такого количества информации разом? — признаться, это меня всё же беспокоило.
Где это видано, чтобы чужой язык можно было выучить за один день? Феликс рассмеялся весьма громко. Его хохот гулко разнёсся по длинному коридору с рядом окон вдоль одной стены — ещё более огромных, чем в моей комнате. Даже стёкла зазвенели, кажется. Я только кисло улыбнулась на его веселье.
— Нет, что вы. Эргроф Агарес, конечно, бывает жесток, как и все Исконные. Но, думаю, к такой очаровательной лэни он отнесётся с должной бережностью.
— Исконные? — тут же зацепилась я за возможность узнать о чём-то подробнее.
— Да. Первые демоны. Самые древние, от которых пошли все мы, — весьма скупо пояснил Феликс. — Их семьдесят два. И каждый из них обладает обширнейшей областью власти и знаний.
Расспросить подробности я не успела, потому что мы спустились по винтовой, украшенной искусно выполненной барельефами по стенам лестнице и вывернули прямо на небольшую площадку с солидной, почти до самого свода, дверью. Она тоже была украшена резьбой, рассмотреть которую мне никто не дал. Феликс потянул за массивную ручку в виде кольца, зажатого в зубах гаргульи — и створка удивительно легко отворилась.
Изнутри пахнуло темнотой. Правда: если бы меня спросили однажды, как пахнет темнота, я представила бы именно этот запах. Камней, пыли и застывшего свечного воска. Но стоило только ступить внутрь, как все свечи, что были в многочисленных канделябрах, расставленных в нишах стен, загорелись, словно кто-то щёлкнул выключателем.
Я вздрогнула — совершенно постыдно. Хороши фокусы…
— О, не бойтесь. Все уроженцы Огненного Плато умеют управлять пламенем.
— И Фрагана умела тоже? — сочла нужным уточнить я.
— Лучше многих, — с явной гордостью ответил мой куратор.
— Чудно, — буркнула я, хмуро озираясь в высоченном зале, куда, похоже, заходили не так уж часто.
Или нарочно сохраняли всё в таком виде, чтобы соблюсти соответствующий антураж. Кто их знает, этих демонов. Может, у них тяга к готике. Вокруг не было никакой мебели, если не учитывать каменные скамьи вдоль стен, с потолка свисали устрашающего вида люстры, а самого же свода не было видно в поглощающей его темноте. Удивительно, а снаружи я бы и не сказала, что он такой огромный. Мы прошли чуть дальше, и из полумрака проступила стоящая на небольшом постаменте огромная каменная чаша. На боках её тоже были высечены какие-то сюжеты. Я только успела разглядеть всадников на невероятных существах, смутно похожих на лошадей, но всё же явно от них отличающихся. Похоже, знакомство со здешней фауной тоже грозит мне большим стрессом.
Вникнуть чуть лучше, конечно же, не позволил вечно спешащий Феликс. Он повернулся ко мне, и в руке его неожиданно сверкнул серебристый кинжал. Прекрасно! Я отшатнулась, поддавшись взвигнувшему во мне, словно девчонка, инстинкту самосохранения. Но куратор удивительно ловко поймал меня за руку — и не успела я ещё поседеть, как легко и неуловимо, провёл лезвием по моей ладони.
— Придётся поделиться с Агаресом своей кровью. Совсем немного, — успокаивающе произнёс он.
Я сглотнула, стараясь не паниковать, и подошла к чаше. Протянула сжатую в кулак кисть и позволила тяжёлым багровым каплям упасть на дно сосуда. Кожу невыносимо пекло, рука отнималась почти до локтя — скорее всё же от страха. Я не знала, сколько крови нужно Агаресу, а потому стояла, наблюдая, как на дне чаши скапливается небольшая лужица, и ждала, что вот сейчас на меня снизойдёт резкое озарение. Но пока, к моему разочарованию, ничего особенного не происходило.
— Может, он не хочет учить вашему языку человека? — я повернулась к Феликсу.
Но он не ответил, словно бы крепко о чём-то задумался. И вдруг заговорил — совершенно точно на своём языке, потому что я вновь перестала что-либо понимать. Его кожа потемнела, все очертания лица проступили резче, а глаза налились жарким светом по кайме радужки. Он медленно пошёл вокруг чаши, покачивая кинжалом в руке и не сводя взгляда с моей крови, которой, между прочим, во мне всего три литра, а вылился, кажется, уже почти стакан.