Только что я… убила. Я…
Покачала головой, будто это могло помочь. Да, я, фигурально выражаясь, пролила кровь. А был выбор? Дать себя убить, а перед этим… Я снова передернулась. Нет уж, добром ситуацию было не решить. И вообще, что сделано, то сделано. Потом обдумаю. А сейчас вперед. Сколько топаю, все никак не дотопаю. Я думала, деревни вдоль тракта должны встречаться чаще. Оказывается, нет.
Больше привалов я не делала, но все равно к поселению я вышла, когда солнце уже клонилось к западу. Оставалось всего два-три светлых часа. У меня мелькнула мысль обойти поселок и выйти к людям с противоположной стороны, но я ее отбросила как несостоятельную. Я горожанка, следы путать не умею, так что скорее привлеку ненужное внимание, чем скрою истинное направление, с которого пришла.
Одна единственная улица, пара десятков домушек в два-три окна. Заборов толком нет, огороды обнесены кольями. Где-то впереди стучит топор. Из пруда доносится кряканье. В целом тихо и бедно. Я медленно приблизилась к крайней избе.
Вид у меня, должно быть, утомленный и без всякого притворства. Поверят? В крайнем случае придется удирать на огненном «велосипеде», благо браслеты по-прежнему работают.
— Ох! — из окна высунулась крупная женщина с намотанным на голову цветастым платком.
— З-здравствуйте, — поздоровалась я.
— Рарат Милостивый! Голубушка! Что с вами случилось? Откуда вы?
Женщина всплеснула руками ударилась локтем о подоконник, зашипела и скрылась в глубине избы, чтобы почти сразу же появиться на крыльце.
— Милочка! — воскликнула она, подскочив ко мне и чуть ли не обежав вокруг.
— Беда у меня случилась, — я постаралась добавить в голос ноток истеричного надрыва, так хорошо удававшегося Ешмине. — Понимаете, мой дядя… Он был очень добр, он предложил мне переехать к нему, чтобы я совсем одна не осталась. Отец умер, а мама еще раньше, — я специально перескакивала с одного на другое, запутывала и всхлипывала. — Дядя повез меня к себе в семью, они в другом городе живут. А по дороге…
Я спрятала лицо в ладонях и отчаянно замотала головой.
— Бедная…
Кажется, зрительница оказалась неискушенной, и мой бездарный спектакль удался.
— Напали, — промычала я. — Спряталась… Заблудилась…
Несколько минут женщина меня утешала и просила не расстраиваться раньше времени. Вдруг дядя выжил? Я же не видела, как погиб? Не видела. Вот и нечего раньше времени оплакивать, ибо грешно.
— Мне бы, где город, узнать. И переночевать. Хоть на сеновале! — попросила я и поспешно добавила. — Ноги уже не держат.
Еще не хватало, чтобы про сеновал она превратно поняла.
— Голубушка, зачем сеновал? Иди к нашей травнице, она тебя на постой примет. Гренька!
На окрик выскочил ребятенок лет семи. Голоногий мальчонка, одетый в клетчатую рубашку явно с чужого плеча. Рубашка доставала до середины бедра, штанов и обуви у ребенка не было.
— Гренька, проводи гостью к старой Луте.
— Спасибо, хозяйка, — поблагодарила я.
— Бедная, — махнула рукой женщина и с тяжелым сочувственным вздохом поторопилась обратно в избу.
А я последовала за Гренькой.
Неуместную улыбку я сдержала. Рано судить, но получилось вроде бы неплохо, меня приняли, и можно смело утверждать, что в первом туре борьбы за выживание я победила — добралась до людей.
Я одернула рукава: брачные браслеты стоит скрывать как можно надежнее.
Глава 7
Гренька умчался вперед. Я не стала ни окликать, ни пытаться догнать. Запомнила, в какую сторону мелкий усвистел, и шла себе потихоньку, присматриваясь к деревне. Первое впечатление подтверждалось: тихо и бедно. На меня почти не обращали внимания. Парень, тюкавший топором дрова, лениво покосился, но с места не сдвинулся. Мое появление стало для него поводом на минутку прерваться и вытереть пот со лба, да и только. Продолжил стучать. То тут, то там высовывались любопытные мордашки детворы, но из детей никто ко мне не подходил, даже старшие, лет десяти-двенадцати, держались поодаль. Какая-то пасмурная девица, на голове, как и у хозяйки первой избы, был платок, окинула меня недружелюбным взглядом, но поздоровалась и потащила в избу ведро с водой. На завалинке, подставляя солнцу морщинистое лицо, грелась кутающаяся в шаль старушка.
— Здравствуйте, — кивнула я.
— Штраштуй, Кита, — прошамкала она.