Она свернула мешок, привычно закрепила на поясе — так удобней нести, — и первой направилась к двери.
Как вдруг та распахнулась.
На пороге стоял давешний ифленец. Темери отшатнулась — руки и грудь его были залиты алой кровью, кровавые брызги были даже на лице, которое, впрочем, сохраняло каменное выражение. Темери внутренне сжалась от мгновенно ожившей картины из далекого прошлого. У тех солдат тоже были жесткие злые взгляды. И руки — в чужой крови. Мир соскальзывал в прошлое, вновь готовый перевернуться, и чтобы сдержать собственное взбесившееся воображение, Темери резко выдохнула и отступила на шаг. Руки до белых костяшек вцепились в посох — никогда никто из беловолосых морских червей не причинит ей вреда. Никогда больше.
Взгляд ифленца скользнул по ней, задержавшись на посохе. Остановился на монахине. Вдруг он тряхнул головой и тихо сказал:
— Пресветлая… я прошу помощи и заступничества у Золотой Матери для духа убитого сегодня Роверика та Эшко. И… мне нужно… мне надо услышать его ответ. Я знаю, служители это могут.
Голос его звучал глухо, в глаза женщинам он не смотрел и стоял так, словно тоже, как Темершана, был готов к немедленной схватке. И все же в словах ифленца не было просьбы. Одна уверенность в том, что и ореченная, и сама пресветлая служительница ему не откажут.
Темери заставила себя расслабиться, опустить плечи. Этого было мало, и она по-прежнему видела в беловолосом чужаке угрозу. Но сейчас она не имела права показать ему свою ненависть.
— Идемте, госпожа та Сиверс, — вздохнула монахиня. — В такой просьбе не отказывают.
В гостинице все было почти так, как сказал сынишка лавочника. Кровь в гостевом зале у лестницы, кровь на ступеньках, ведущих к комнатам постояльцев. Темери редко бывала здесь, но прекрасно помнила главный гостиничный зал. А вот в комнатах наверху ей бывать не приходилось.
У лестницы, под темным худым плащом, лежал труп. Виднелись лишь ноги в разношенных старых сапогах. Где-то плакали женщины. Но это за стеной или на кухне — сам зал был пуст.
— Это местный кузнец, — пояснил ифленец. — он погиб первым.
Из глубины дома вышел хозяин. Вот у него все было написано на лице крупными буквами — и ужас от пережитого, и облегчение, что все плохое уже закончилось, и надежда, что когда трупы закопают, а столичные ищейки поймают убийц, все снова станет как прежде. Темершана не верила в «как прежде». Она точно знала, что «как прежде» не будет никогда.
— Господа… госпожа та Сиверс, и вы, пресветлая… входите! Такое горе… и ведь никто толком ничего не видел. Я уж порасспросил прислугу… но час был ранний.
— Где тело вашего друга? — спросила монахиня у ифленца. Тот указал на лестницу.
Женщина, осенив знаком малого круга лестницу и тело под ней, начала подниматься. Темершана последовала за ней.
Она старалась выглядеть так же строго и отрешенно, как монахиня, но чувствовала, что не получается. Все вставали перед глазами окровавленные руки и каменное лицо беловолосого аристократа.
Хозяин, взявший на себя инициативу, обогнал их на ступенях, чудом не замаравшись в крови, толкнул одну из ближайших дверей. Это была простая деревенская дверь, собранная из плотно подогнанных досок, и недавно покрашенная в синий цвет. Таких дверей здесь было с полдюжины: маленькая гостиница на окраине страны, больше комнат никогда не требовалось.
— Вот, — почти шепотом сказал хозяин.
Темери увидела на полу тело молодой красивой женщины в дорогом платье. Светлые локоны и разрез глаз не давали усомниться, что она тоже родом с Ифленских островов, она тоже чужая здесь. Но первым делом, конечно, бросалось в глаза то, как именно она была убита.
Темери невольно прикусила костяшки пальцев и только каким-то чудом не отвернулась. Даже успела украдкой взглянуть на пресветлую — что она подумала, что почувствовала?
Женщина на полу была не просто связана. Она еще была привязана прочной веревкой к чугунному столбику, удерживавшему простой темный балдахин, наверное, именно из-за веревок и не упала… совсем.
А еще у нее была почти оторвана голова. Запрокинута, вывернута под неестественным углом. Шея разорвана, видна белая гладкая кость.
То, что женщина была связана и так погибла, не имея шансов защититься, заставило Темершану метнуть на ифленца яростный взгляд. Но тот даже не заметил. Он смотрел в дальнюю часть комнаты — туда из-за балдахина взгляд Темери проникнуть не мог. А вот уже вошедшая пресветлая сестра и ифленец стояли дальше от входа и видели все помещение целиком.