Сегодня старшей сестрой в храме была Ориана. Именно она и обратилась к Темери, как только та немного успокоилась и перестала вертеть головой по сторонам в попытках понять, что происходит.
— Темершана та Сиверс. Покровители видели, и Мать Ленна видела твое упорство в попытках начать служение. Как знаем мы, что тебе так и не удалось пройти посвящение…
— Я думала, — Темери облизнула враз пересохшие губы, — у меня есть время до лета…
— Ты не готова к служению, девочка. Ведь Ленне служат для того, чтобы изменять мир и изменять себя. Ты же просто ищешь надежного укрытия, и для того, чтобы его получить, готова пойти на любой, самый серьезный шаг. Тобой двигает страх, а не любовь…
— Я меняюсь! — Громко, чтобы заглушить собственную неуверенность, произнесла она. Голос дрогнул. — Я уже изменилась!
— Это так, — согласилась старшая. — Но внешний мир тоже меняется, меняется каждый миг. — Ленна считает, что ты куда больше приобретешь, если вернешься в неблагие земли. Золотая Мать сможет защитить тебя, где бы ты ни была.
— Так я должна уйти?
Ее взгляд снова метнулся к чужакам. Но те были неподвижны.
— Не сейчас. Не нужно пугаться. Однако твое время приходит.
Темери выпрямилась: если она в чем-то виновна, если ей больше здесь не место, что ж. Она уйдет. Она не будет спорить и умолять: речение произносится один раз, второго не будет.
Ориана мягко сказала:
— Это не все, Темери. В монастырь обратился наследник Танерретского наместника. Перед лицом Золотой Матери он просит твоей руки.
— Что?
— Твоей руки, Темершана та Сиверс. И если ты согласишься, то вернешься в родной город не просто скиталицей — его хозяйкой и повелительницей!
— Нет! — выдохнула она и вновь бросила взгляд на ифленца. Он? Наследник? — Этого не будет никогда!
— Не спеши Темери. Сестры долго обсуждали это с нашими гостями, их слова звучат убедительно, кроме того, это помогло бы монастырю во многих наших начинаниях на землях рэтаха.
Слова старшей звенели в ушах эхом, словно она кричала, словно вдруг весь мир ополчился на Темери, и теперь, сжавшись до размеров храмового зала, пытается добить. «У меня больше не будет дома», — думала она. Как быть, куда идти, как спрятаться от потаенных страхов, которые внезапно стали реальностью?.
Почему тогда, на постоялом дворе, умер не тот ифленец? Если бы умер этот, может быть, все сложилось бы иначе. Сложилось бы в ее пользу…
— Ты вольна отказаться от предложения, — почти ободряюще произнесла Ориана. — Но выслушать посланника тебе придется…
— Да никогда!
Светлый лорд чеор Шеддерик та Хенвил
— Да никогда! — возмутился Кинрик, едва чеор та Хенвил обрисовал ему свой план спасения. — Я не собираюсь жениться на какой-то там монашке, только потому, что она может оказаться здешней рэтой.
Кинрик на полголовы выше брата ростом, у него фигура воина, мужественное лицо и светлые голубые глаза. Он считает, что в любой ситуации лучше поступать по справедливости…
…Ночью кто-то поджег хибары на окраине. Беднейшее мальканское население вышло на улицы, так что пришлось вмешаться гвардейцам. Короткие стычки в Нижнем городе едва не переросли в полноценную войну.
Обезглавленную колонию штормило тем сильней, чем дольше она оставался обезглавленной. К тому же претендентов на роль наместника оказалось шестеро только явных. А сколько было тех, кто до времени желал оставаться неизвестным?
Старая цитадель Тоненга замерла в ожидании чего-то неизбежного и страшного, и это неизбежное, — тут мнение большинства совпало с мнением Гун-хе — должно было начаться сразу после оглашения последней воли покойного правителя. Слава Покровителям, его завещание никто не выкрал, так что оно было озвучено в назначенный день в присутствии всех заинтересованных лиц…
И многих, надо полагать, этот документ поверг в шок, потому как значительно менял расклад политических сил.
Шеддерик даже поморщился, вспомнив тот день: старик, не иначе, в помутнении, признал в нем своего сына и наследника. Правда с оговоркой, что наследовать отцову власть светлый лорд сможет лишь вслед его законнорожденному сыну — Кинрику та Гулле.
Зачем это было сделано, в общих чертах чеор та Хенвил мог представить: умирающий наместник уже не боялся ни гнева ифленского Императора, ни мести здешних аристократов, так что возможно, просто хотел их позлить. И все же, это признание узаконивало присутствие Шеддерика в цитадели. Косвенно оно давало ему еще и возможность расширить сеть своих агентов при дворе.