Все-таки им обоим требовался отдых и нормальная еда. И чем быстрей, тем лучше.
Шеддерик перехватил пристальный взгляд крестьянина. Не робкий, а такой «оценивающий», как будто тот старается как можно больше запомнить. Вероятно, надеется, оказавшись на свободе тут же донести о них тем, кто сейчас командует в деревне.
Что ж, посмотрим, чем дело закончится на самом деле.
Они шли втроем сквозь мокрый лес, и Шеддерик старался двигаться так, чтобы успеть перехватить Довена-Рыбака, если тот решит удрать; и чтобы успеть подхватить Темершану, если та надумает падать.
Обошлось.
Мальканка хорошо держалась, но только покровители ведают, чего ей это стоило.
Через четверть часа неприметная тропа, по которой они шли, вывела к наезженному перекрестку.
Не желая, чтобы Довен его услышал, Шедде легким прикосновением остановил девушку, и сказал, понизив голос:
— Как мы уйдем, ступайте вдоль тракта, не останавливайтесь. Если все пройдет нормально, догоню вас через час.
И услышал в ответ:
— Будьте осторожны. Если пропадете, я одна не справлюсь.
— Конечно. Не переживайте за меня. Все будет хорошо.
Так надо было ответить — хотя бы, потому что впервые она проявила тревогу о будущем.
Повернулся к пленнику.
Тот стоял, набычившись, глаза прищурены, руки в боки.
— Это, — сказал он. — Дело все же опасное, благородный чеор. Неплохо бы цену-то поднять… а я пообещаю молчать о вас и о вашей девке.
Шеддерик нехорошо улыбнулся, но пленник угрозы не почуял. Он, видно, был из тех, кому не ведомо ощущение границ, а возможная прибыль затмевает разум.
Возможно, он считал, что у благородного чеора и его спутницы просто нет выбора…
Он ошибся.
Шеддерик даже подумать не успел, как его кулак прилетел в глаз Довена-Рыбака. Тот высоко, по-бабьи вскрикнул и сел в грязный снег у обочины. Хорошо, что правый кулак — в ином случае дело простым фингалом могло не кончиться. Но Довен об этом догадываться не мог. Он довольно проворно поднялся. Уставился на Шеддерика с ненавистью.
Ну, в конце концов, от него и не требовалось дружеского участия. Только небольшая вынужденная помощь.
— Так бы и сказали, что денег нету, — прогнусавил он. — Чего бить-то… помогай им тут задарма…
— Чтоб язык держал за зубами.
Да, срываться не стоило. Но уж больно напрашивался этот Довен-Рыбак…
Ладно, главное, чтобы выполнил свою задачу. А там ясно будет, что с ним делать.
Темершана сгребла с еловой лапы ком относительно чистого снега, протянула пленнику:
— Прижмите. Поможет от синяка.
Тот скривился, как от зубной боли, пробормотал:
— Будет мне всякая ифленская подстилка советы давать…
Шедде услышал. Но когда развернулся, оказалось, опоздал: госпожа та Сиверс справилась сама.
Довен-Рыбак сидел в той же грязи, из которой минуту назад вылез, а Темершана стояла над ним, тряся отбитым кулаком.
Кажется, у парня будет не один фингал, а два. Такое сложно объяснить родственникам. Впрочем, если он и дома никогда не следит за языком, то возможно, родные не сильно удивятся.
Шеддерик с удовольствием отметил, что второй раз Довен-Рыбак встал с куда большим трудом. А когда их взгляды встретились, Довен смог окончательно убедиться, что ифленец полностью на стороне своей спутницы.
Бледная Темершана едва заметно улыбнулась, показывая, что о ней тоже беспокоиться не стоит.
Возможно, это было не так, но тянуть время не стоило. Языкастый пленник чем дальше, тем больше приносил неприятностей.
Вешки сиана всегда много говорят о том, кто их расставлял. У каждого, владеющего тайным знанием, свой стиль, почерк, магия. И если знаешь, куда смотреть, то легко сможешь определить, к какой школе сиан принадлежит, в каких краях обучался, а при должной подготовке сможешь даже узнать имя.
Шеддерик в тайных знаниях силен не был. Но что-что, а видеть и замечать детали, находить связи между событиями и предметами, за несколько лет представительской работы в соседней стране научился.
Сиан, сопровождавший отряд из Тоненга, учился в метрополии — его вешки сделаны из орешника, который на Побережье встречается крайне редко. Он или слишком самонадеян или молод, потому что оставил свои изделия на виду, не озаботившись маскировкой. И у него все в порядке с тщеславием и самомнением: сам Шеддерик никогда бы не стал маркировать свои вешки цветом. Да еще таким ярким.
Впрочем, возможно, это как раз сделано для местных жителей — чтобы знали, куда ходить не следует.
Шеддерик, убедившись, что Довен за ним не наблюдает, осторожно снял перчатку с левой руки. В свете сумрачного дня сверкнули вживленные в плоть саруги. Потер старые шрамы, поморщился. Перчатка давно ощущалась, как вторая кожа, и сейчас рука казалась слабой, незащищенной. Хотя, в некотором смысле, это было не так.