Выбрать главу

— Обалдел, что ли?! — водитель и не думал разворачиваться.

На мгновение перед Шоном предстали фигурки двоих детей в нарядной одежде первого причастия. Мальчик и девочка, застывшие, словно фигурки из ясель Христовых, перед отелем «Плаза». Откуда они? Из мечты? Образы из детской сказки? Или реальность? Он воспринял их как светлый луч в этом беспросветно мрачном мире. У девочки непроницаемое лицо, словно у сфинкса, в ее расширенных от ужаса глазах застыла какая-то загадка.

— Разворачивайся, дубина! — повторил он, приходя в себя.

— Я еще не спятил! — выкрикнул водитель. — Думаешь, ты в Корее? Это — Нью-Йорк! Через несколько минут там будет полно полицейских.

Такси влилось в поток уличного движения. Ветер гнал тучи, то и дело перекрывая солнце. В голову вдруг ворвалось мрачное воспоминание о зарослях в Корее. Там он и стал профессиональным киллером, овладел ремеслом убийцы. Он умел уложить человека очередью из автомата, выстрелом из пистолета, ударом ножа, задушить с помощью лассо или голыми руками. Именно за это он был дважды награжден. Он был неукоснительно точен, как сама смерть. Но Алан, сидящий за рулем, прав. Два года назад они были вместе на 38-й параллели, тогда китайцы перешли границу, чтобы помочь северным корейцам. Он убивал в деревеньке Унсан к северу от реки Конгкон, примерно в девяноста километрах южнее Йалу, и за это его наградили кучей медалей, а здесь ему светит только электрический стул. В нем говорило самолюбие аса, гордость профессионала…

Шон узнал переулок за одним из многочисленных китайских ресторанов Нью-Йорка. Они с Аланом вышли из такси, унося спрятанное в матерчатый мешок оружие, затем разделились. Шон вышел из переулка и спустился по грязным ступеням в подземку. Он был очень недоволен собой и тем, как обернулось дело.

Нэнси обвела взглядом помещение. В морге было холодно и влажно. Запах формалина не заглушал сладковатого устойчивого запаха смерти. Безразличие персонала поразило ее больше, чем само это страшное место. Тело отца лежало на столе в центре зала, накрытое простыней до самой шеи. Мать и бабушка в отчаянии смотрели на него. Застывшее лицо Калоджеро Пертиначе хранило спокойное выражение, почти улыбку. Тусклый свет, от которого все кругом казалось каким-то нереальным, усугублял трагизм этой сцены. Аддолората прижимала к груди бумажный пакет с вещами погибшего мужа. Нэнси и Сэл прислонились к стене возле двери. Девочка сняла белый шарф, на котором запеклись пятна отцовской крови.

— Давай выйдем… — попросил Сэл сестру вполголоса. Ему стало плохо в этом царстве смерти.

Брат с сестрой выскользнули из двери и сели в коридоре на металлическую холодную скамью.

— Почему ты сказала полицейским, что не видела убийцу? — спросил Сэл тихо.

— Это никого не касается, это — дело нашей семьи, — уверенно ответила Нэнси. — Ты ведь сделал то же самое.

— Я поступил, как ты, — Сэл без колебаний признал свою подчиненность сестре. Мгновение он колебался.

— А что мы можем сделать?

Нэнси стиснула руку брата.

— У нас впереди еще много времени. Мы вырастем, станем сильными. Я найду убийцу отца. Нет такого места, где бы он скрылся от меня. И я убью его, слышишь?

Сэл вздрогнул, холодный пот выступил у него на лбу, ладони стали влажными, голова закружилась и подступила тошнота. Коридор и люди вокруг словно опрокинулись.

— Мне плохо, — Сэл зажал рот руками.

Нэнси оглянулась вокруг, ища помощи, но Сэла вырвало прямо на пол.

Нэнси распахнула двери зала, где лежал отец. Аддолората и бабушка Анна резко повернулись в ее сторону. Каждая по-своему переживала неутешное горе: одна оплакивала мужа, которому только что изменила в каморке пиццерии, другая — сына, единственное утешение своей жизни. Нэнси преодолевала вдруг обрушившуюся на нее боль, которая как лихорадка поднималась от груди к голове, пыталась справиться с душевной болью. Ее утешал только план мести, который питала искавшая выхода ярость.

— Сэлу плохо, — наконец вымолвила она.

Мальчик уже стоял в дверях бледный, дрожащий и вытирал платком рот, стыдясь собственной слабости.

— Эти макаронники даже своих детей не жалеют — таскают их в самую пасть смерти, — с презрением сказал санитар, убиравший в коридоре.

— Пошли отсюда, — решительно произнесла Анна Пертиначе и двинулась к выходу.

В вагоне метро Аддолората и Анна Пертиначе сидели рядом. Аддолората держала свекровь за руку.

— Вы были правы, мама, — неожиданно проговорила она.