– Подпиши вот здесь!
На столик легли бумаги. Дарственная. Понятно, побег отменяется. Хотя я потом смогу доказать, что меня заставили подписать бумаги. И Нина подтвердит.
В лице наклонившейся ко мне Анастасии промелькнуло что-то хищное. Я поставила аккуратную подпись. Такую, какой никогда не расписывалась прежде.
– А вам-то какая польза от этого обмена душами? – спросила я.
– Я получаю деньги и силы той, что и так должна умереть. Да не твои, не переживай! Видишь ли, Ариса – хороший эмпат. Теперь я тоже буду чувствовать эмоции других. И деньги мне тоже не помешают. Удачи тебе, Елизавета!
Анастасия, не выпуская моей руки, подвела меня к лежащему зеркалу, в котором я видела незнакомку. И не успела я что-либо сказать, как она сдёрнула с него покрывало и толкнула меня в спину.
То ли удар был таким сильным, то ли я неудачно подвернула ногу, но полетела прямо на зеркало. «Сейчас упаду и поранюсь. Вот и смерть моя», – подумала я, но каким-то чужим голосом, почему-то оказавшемся в моей голове.
Я упала, но не разбилась. И осколков не было. С силой врезалась в холодную тёмную воду и от неожиданности глубоко вдохнула.
4
Мне снилась беззвёздное небо, в котором плавали синие тени, лишь потом я поняла, что это и не ночь совсем, а вода.
«Прощай, мой принц! Ты вряд ли вспомнишь о моей безгласной тени, но пусть останется на память мой локон», – крутились в голове слова, и я точно знала, что сама их и написала. Совсем недавно, роняя слёзы на равнодушную бумагу.
Я медленно, но верно задыхалась, хотя страха и не было. Будто я уже умерла, а значит и бояться больше нечего. Остаётся только заснуть, что я и сделала.
– Её милость очень слаба, – услышала я спокойный женский голос, раздавшийся неподалёку, и открыла глаза.
За резным решетчатым окном было совсем темно, высоко под белоснежным потолком висели светящиеся белые шары, похожие на шаровые молнии, только гораздо более тусклые. Света они давали столь мало, что я разглядела лишь, что лежу на кровати с полупрозрачным балдахином.
Пусть не сразу, преодолев головокружение и слабость в ногах и руках, но я села на постели. Тело не слушалось, я казалась самой себе куклой, подвешенной за ниточки, и это ощущение чужеродности лишь усиливало желание подчинить себе его.
Длинная светлая рубашка доходила до щиколоток и лишь мешала мне овладеть телом полностью. Я задрала её до колен и откинула волосы назад. Длинные тяжёлые и чёрные, они тоже были чужими.
Я не привыкла к такой гриве, к тому же в комнате было жарко и душно, мне захотелось немедленно стянуть пряди в хвост или поднять, чтобы они, словно змеи, перестали струиться по спине от малейшего движения головы.
Зрение окончательно прояснилось, и я смогла разглядеть, где нахожусь.
Дамская спальня была обставлена богато, и явно принадлежала особе, не задумывающейся о том, как заработать себе на кусок хлеба. Но главного я так и не обнаружила – зеркала. Мне всё ещё казалось, что я сплю, да вот только проснуться никак не получалось.
Почему-то я верила, что стоит посмотреть в зеркало, как всё сразу встанет на свои места. Я проснусь в своей панельной двушке и позвоню Нине. Мы вместе посмеёмся над странным сном и бредовыми предсказаниями, окажется, что никакой Анастасии и в помине не существует, да и Нина не собиралась бегать по прорицательницам.
Только я сумела встать на ноги, держась за спинку кровати, как за спиной распахнулась дверь, и тишину спальни, разрезал густой бас:
– Ариса, слава Богине, ты жива!
Я обернулась на голос, сопровождаемый женским визгом, и увидела на пороге двоих: статного плечистого мужчину с аккуратной бородкой, одетого по средневековой моде, и даму средних лет в простом, но добротно сшитом платье тёмного цвета, более приличествующему экономке, чем богатой особе.
Мужчина, на вид лет пятидесяти, не дожидаясь моего ответа, подошёл вплотную и со всей добросердечностью влепил пощёчину. Да такую, что я рухнула на постель, держась за левую щёку и надеясь, что мужлан не вывихнул мне челюсть.
Будь я всё ещё я, устояла бы, но с такой хрупкой комплекцией и овладевшей мной слабостью это было невозможно. Вот только поднимусь и дам отпор.
– А ты вон! – гаркнул он на экономку, и та, покосившись на меня, поклонилась и молча удалилась, прикрыв дверь.
– Как ты посмела, мерзавка?! Ты понимаешь, что вся семья на тебя рассчитывает. Плохо знаешь дочерний долг, так я тебе сейчас о нём напомню!
Меня подняли и влепили пощёчину по второй щеке. Было не столько больно, сколько унизительно. Кожа горела, я закусила нижнюю губу, чтобы сдержать стон боли.