— Батюшка, не понимаю… не могу… — запричитала Дарина, очнувшись от неприятного гипнотического состояния.
— Чаво ты там не можешь? — раздражённо взревел Угрим.
— Не могу пойти за этого человека, — ели слышно закончила та.
— Это ещё почему? — закричал отец, брови угрожающе сошлись на переносице. — Ты мне перечить не вздумай, а то погляжу, на шее то у меня сидеть нравится! Замуж выйдешь, авось тебя муж уму да разуму научит! Иди, собирай пожитки, проваливай!
— Куда? — непонимающе вскрикнула девушка, в недоумении широко распахнув глаза.
— Как куда, к Гордею, забирает он тебя сейчас!
— Это как же… на ночь глядя… — застонала Дарина. — Молва недобрая пойдёт коли увидят одну ночью с мужиком чужим.
— А тебе-то какое дело? Это ж муж твой! — хмыкнул Угрим.
— Не муж ещё! — последовала очередная слабая попытка возразить.
— Ну ничего, жених значит! А не сегодня, так завтра уже и муж! Иди, говорю, пожитки собирай, это моё последнее слово!
— Батюшка, я же… — Дарина задохнулась, в горле забился ком, на глаза набежали горькие слезы, и двумя влажными горячими дорожками побежали по щекам.
— Нечего мне тут мокрое дело разводить, — заворчал Угрим, но голос всё же немного смягчился, — иди, собирайся, Даринка, перед человеком неудобно, вам уж ехать пора.
Но дочь не шевелилась, вперив в отца умоляющие глаза, и чтобы сердце не дрогнуло в сомнении, тот поспешно рявкнул:
— Ступай же!
Плечи девушки поникли, она медленно развернулась и пошла собирать то, что можно назвать ее скудным приданым, а через несколько мгновений вернулась обратно с небольшим узелком в руках.
— Вы будете жить с Гордеем в Великом Новгороде, прямо за стенами, поэтому ты радоваться должна, а не нюни пускать, — пробубнил родитель, нахмурив брови.
Дарина ничего на это не ответила, только подняла полные хрустальной влаги очи, уставилась невидящим взором, мольба в котором ныне погасла. Угрим сделал вид, словно не замечает страданий дочери.
— Ну, ступайте, — проговорил он, — да в церковь идти не тяните, обвенчайтесь поскорее.
— Батюшка, а ты придёшь? — тихо спросила несчастная дочь.
— Не знаю, скажете, когда венчаться будете, может и пожалую.
Обхватив невеликий узелок обеими руками, и опустив голову ниже плеч, чтобы хоть как-то скрыть нескончаемый поток слёз, Дарина побрела к выходу, Гордей через мгновение последовал за ней, Угрим же не сдвинулся с места.
На дворе, недалеко от дома стояла двухколёсная телега, запряжённая старой кобылой. Остановившись перед повозкой, девушка печально на неё взглянула, не желая уезжать из отчего дома, но и не имея возможности остаться, нарушив волю родителя. Гордей увидел колебания случайной невесты, поравнялся с ней, молча указал рукой, чтобы та взобралась на телегу, устроилась поудобнее. Ничего не оставалась, как повиноваться, и это беспрекословное повиновение пришлось будущему палачу по вкусу. Сухо улыбнувшись, он зашагал обратно к дому, переговорил с Угримом и в скором времени старая кобыла уже переставляла усталые ноги, глухо стуча неподкованными копытами по накатанной дороге, таща за собой, по направлению к граду, двухколёсную повозку с пассажирами.
Погрузившись в печальные размышления, Дарина могла поклясться, что, забравшись в телегу, прислушавшись, она уловила сквозь неразборчивый разговор двух мужчин звон монет, но поверить в то, что палач мог заплатить Угриму за неё, словно за вещь на базаре, заплатить отцу за согласие отдать дочь чужаку в жёны, отказывалась. Девушка мысленно сослалась на больное, растревоженное воображение, сыгравшее с ней злую шутку.
— Почему не простилась с отцом? — грубый, сухой голос прервал её раздумья.
— Чего? — переспросила Дарина, пытаясь понять, послышалось ли ей, либо Гордей действительно задал вопрос.
— Я говорю, почему ты с отцом не простилась? Не захотела? Вышла молча, села, да поехала со мной, — теперь голос палача звучал громче.
— Как-то само собой так вышло, — промямлила девушка, каждое слово сейчас давалось с большим трудом, но жених не унимался.
— Ничего, понятное дело, растерялась, — проговорил он, немного помолчал и продолжил, резко сменив тему разговора, — Венчаться мы с тобой не сразу будем.
— Не сразу? — встрепенулась спутница, ей вовсе не хотелось венчаться с незнакомцем, но перспектива оказаться опозоренной пугала сильнее.