Шеннон Дрейк
Невеста пирата
Бобби Смиту — чудесному писателю, прекрасному другу.
Пролог
Победа и поражение
Западное побережье Шотландии
1689
— Дитя! Бога ради, Фиона, ты должна спасти нашего ребенка!
Дул студеный, пробиравший до костей ветер. В глазах стояли слезы. Фиона почти ничего не видела и не чувствовала — только пронизывающий холод ветра. Она всегда любила родные места: густые, насыщенные краски холмов и долин, серый камень скал и утесов и даже этот ветер, воющий, злой, что приходил с зимой. Дни, вроде того, что выдался сегодня, часто сулили скорое наступление весны, когда здешняя земля расцветала неброской, суровой красотой, радовавшей сердце каждого, кто знал эти края, и поражавшей воображение тех, кто их не знал. Да, Фиона любила свой дом, свою родину — эту сияющую на солнце бесконечную синь осеннего моря, это пестрое разноцветье весенних склонов, эту пышную зелень летних лугов и даже серое от низких туч, сердитое зимнее небо. Такое, как сегодня.
И вот — прощай, дом.
Так называемая Славная революция Вильгельма III заканчивалась большим кровопролитием.
— Фиона! — Кто — то встряхнул ее, взяв за плечи.
Словно очнувшись от забвения, она посмотрела в глаза мужу и вдруг с полной ясностью поняла, что никогда больше уже не увидит его. Такова цена. Горцы выступили против Вильгельма, поддержав законного короля, Якова II, и вот пришел черед платить за преданность и верность. Католик или нет, королем должен быть он. Так считали в Шотландии. И не просто считали. Горцы доказали свою стойкость и мужество — как делали уже не раз, — но сил недостало для победы, и теперь их ждало наказание, жестокое и беспощадное.
— Пора, любимая. Уходи. Я скоро вернусь. Обещаю. — Убирая ее выбившийся из — за уха локон, Малколм на мгновение скользнул взглядом в сторону.
— Ты не увидишь меня больше, — прошептала она. В первый миг она даже не ощутила боли от этого пришедшего неведомо откуда откровения — только обжигающий порыв ветра, — но потом увидела бескрайнюю голубизну его глаз, взметнувшиеся волны иссиня — черных волос, рельеф лица. Широкий рот и щедрые на ласки губы напоминали об улыбках и поцелуях.
И боль обратилась вдруг кинжалом, резанувшим ее изнутри. Фиона вскрикнула и упала на колени, и Малколм тут же опустился рядом, хотя его уже ждали солдаты, пешие и конные. Эти солдаты мало напоминали настоящее армейское подразделение вроде того, например, что шло им навстречу, или того, что они недавно разбили наголову, проявив отвагу, дерзость и мужество. Все они были горцами, соплеменниками. Да, они ссорились порой, враждовали, но, когда выступали против общего врага, сражались, как братья. У каждого своя голова на плечах, каждый имел собственное мнение, и не все считали обязательным подчиняться приказам. Плохо вооруженные, они черпали силу в сердцах и душах и умирали друг за друга, связанные теми узами, что нечасто найдешь в рядах наемников.
— Ну же, Фиона.
Он помог ей подняться, а она смотрела на поддерживавшие ее руки — чудесные, сильные, с длинными пальцами, способные быть нежными в страсти и ласковыми с ребенком. Она вдруг испугалась, что поставила Малколма в неловкое положение, заставила краснеть своим отчаянным криком. Но разве может он умереть? Разве справедливо, чтобы красавец мужчина в цвете лет и жизненной мудрости, человек прекрасный не только телом, но и душой, любящий свою землю и всех тех, кто живет и этом крошечном уголке мира, погиб в бою? Нет, такая смерть противна природе и Богу.
— Наше дитя, Фиона. Ты должна защитить нашего ребенка.
Она поднялась, выпрямилась и постаралась отогнать слезы. Их сын стоял рядом с ней, бледный, с широко распахнутыми от страха глазами и не по годам печальный.
Малколм вдруг и сам опустил голову, как будто пытаясь погасить мелькнувший в глазах мертвый отблеск судьбы, потом наклонился и обнял наследника.
Выпрямившись, он в последний раз, крепко и горячо, поцеловал супругу в губы.
— А теперь, Гордон, отвези мою хозяйку и ребенка в безопасное место и позаботься о них. — С этими словами он повернулся и сел на коня, которого держал под уздцы один из многочисленных его кузенов.
Рука Гордона опустилась Фионе на плечо.
— Идемте к лодке, госпожа. Нам нужно поспешать.
Фиона шла, ничего перед собой не видя. Это из — за ветра, говорила она себе, зная, что виноваты слезы, вольно катящиеся из глаз. Добежав до берега, Фиона вытерла щеки, взяла на руки малыша и оглянулась, чтобы в последний раз увидеть мужчину, которого так любила.