— Мне было… хорошо с тобой, Сиара Энн… — голосом, в котором отчетливо звучит желание поскорее от меня отделаться, наконец произносит он. — Сама знаешь… помнишь… — Он вновь дергает головой, будто от прострела в шее. — Было время, я боготворил тебя, ты казалась мне идеалом, совершенством, мечтой… Может, в этом вся беда… Иди в чем-нибудь еще. Я не знаю.
Смотрю на коврик перед диваном, и мне чудится, что длинный ворс, скатавшись, напоминает стадо зверей-уродцев. Ну и чушь лезет в голову! В такие-то минуты!
— В общем, мое ослепление давно прошло, — с нотками злобы, наверное из-за того, что я вынудила его распинаться, — продолжает Маркус. — Мне опостылела даже привычка быть с тобой рядом… А тут вдруг… — он глубоко вздыхает, — я повстречал другую. И, чтобы до конца с нею сблизиться, обязан освободиться от прошлой связи.
Прошлой связи, стучит у меня в висках. Будто с уличной женщиной, которую привел на ночь. Кошмар! И все это происходит с тобой, Сиара Купер, с девицей, в которую был до беспамятства влюблен строгий и солидный профессор Ларти и богатей Ник Дирнбергер, по которой сходило с ума полгруппы в колледже, которую воспел в лирических стихах утонченный и до чертиков начитанный Рей Пристли. Ты ли это? Или тебя прежней больше нет?
— Она… пришла к нам два месяца назад, — сбивчиво говорит Маркус. — Абигейл… Я про нее рассказывал. Да вы как-то раз даже встречались…
Закрываю глаза. Час от часу не легче! Маркус променял меня на недоучку-секретаршу, схлестнулся с ней на работе, куда устроила его я, используя свои связи! Верно, однажды мы даже встречались. Я зашла за Маркусом, чтобы вместе с ним пойти на ланч, и обратилась именно к ней с просьбой позвать его. По-моему, эта Абигейл уже тогда взглянула на меня как на побежденную. Впрочем, может, я уже придумываю.
— В общем… — Маркус разводит руками, — мне очень жаль, что приходится причинять тебе боль, но другого выхода нет. Спасибо за все и будь счастлива. — Он поднимается с дивана и уже без всякого смущения идет в прихожую.
Меня опаляет приступ злобы.
— Ключи! — командным тоном кричу я ему вслед.
Маркус вздрагивает от неожиданности, застывает на месте и медленно поворачивает голову.
— Что?
— Верни мне ключи, — удивительно спокойным голосом произношу я.
Маркус чешет лоб и не вполне уверенно засовывает руку в карман.
— Да, конечно. А вообще-то… — Мгновение-другое колеблется. — Можно они побудут у меня еще несколько деньков? Понимаешь, я не успел собрать все. — Кивает на вещи. — Сумок не хватило.
— Когда найдешь достаточно сумок, позвонишь и я скажу, в какое время планирую быть дома.
Маркус смотрит на меня так, будто я заговорила с ним на китайском.
— Да, но…
— Никаких «но»! — отрезаю я, поражая саму себя. Еще час назад я летела сюда на крыльях, мечтая порадовать этого болвана очередными приятными неожиданностями, а теперь разговариваю с ним, как с презренным и осточертевшим поклонником. Откуда взялась эта жесткость? — Отныне ты мне чужой человек. У посторонних не должно быть ключей от моей квартиры.
Маркус растерянно усмехается.
— Подожди… Я ведь не сказал, что мы становимся друг другу чужими. После нескольких лет вместе это просто… невозможно.
— Возможно, — говорю я.
Маркус приподнимает руку.
— Хорошо, давай договоримся так: я завтра же заберу остальные вещи и…
— Нет! — строже прежнего прерываю его я. До завтра ты можешь наделать копий и раздать их каким-нибудь Абигейл и бог знает кому еще.
Мысленно хвалю себя за то, что со зла не обозвала секретаршу девкой или как-нибудь похлеще. Это выглядело бы смешно и недостойно и говорило бы лишь о том, что я чувствую себя предельно униженной, беспомощной и стократ хуже соперницы. Впрочем, именно так я себя и чувствую, но демонстрировать свою потерянность Маркусу не хочу и не должна. Ко мне вдруг возвращаются силы, и, хоть я догадываюсь, что они скоро тоже иссякнут, резво вскакиваю с дивана, почти выбегаю из гостиной, становлюсь у входной двери, достаю телефон и уже кладу палец на кнопку.
— Положи ключи на полку или я вызову полицию!
Маркус слегка бледнеет и суетливо извлекает из кармана связку.
— Ладно. Вот они. — Опускает ключи, куда я велела, и поднимает руки над головой, как сдающийся в плен боец из проигравшей в сражении армии. — Ты только не волнуйся так, Сиара Энн.
— Никогда, — слышишь?! — никогда больше не называй меня Сиарой Энн! — кричу я, тряся рукой с телефоном.