– Прошу тебя, не обращай внимания, Ратибор крайне болезненно реагирует на все замечания в адрес Настеньки. Она выросла на его глазах, и он считает себя вправе защищать мою девочку, когда кто-то к ней несправедлив. – Ольга Ивановна страдальчески сморщилась и прижала пальцы к вискам. – Прости меня, Глашенька, мне и вправду о многом хочется с тобой посоветоваться, но давай отложим это на утро. Мне очень плохо сейчас, дорогая! Не займешь ли ты сегодня вечером моих покинутых гостей? А завтра, возможно, я буду в состоянии попрощаться с ними и выразить свое сожаление подобным поворотом событий.
– Ольга, – посмотрела на нее строго Глафира, – надеюсь, твое самочувствие не зависит от того известия, которое могло изменить Настино решение относительно Сергея Ратманова?
Ольга Ивановна призвала силы небесные, чтобы сдержаться и не вытолкать в шею зловредную приятельницу, но вместо этого лишь тяжело вздохнула и пробормотала:
– Ты имеешь в виду... все эти разговоры... о Фелиции Лубянской? Но до сих пор о ней говорили как о любовнице старшего брата?
– В том-то и дело! – С видом опытной заговорщицы Глафира огляделась по сторонам и прошептала: – Эта дамочка не теряет времени, и ее очевидную связь с Сергеем Ратмановым с недавних пор обсуждают в каждой гостиной. Возможно, мне следовало предупредить тебя заранее, но я боялась испортить твое радостное настроение накануне свадьбы. И к тому же я до последнего надеялась, что жених твоей дочери одумается и расстанется с этой эмансипированной лошадью, – Дончак-Яровская брезгливо скривилась. – Эти длинные папиросы, стриженые волосы, вызывающее поведение, отвратительно безвкусные платья... Я удивляюсь мужчинам, которые клюют на подобные штучки и способны пожертвовать огромным состоянием в угоду экзальтированной дамочке с дурными манерами!
Ольга Ивановна схватила с ночного столика флакон с нюхательной солью и поднесла к носу, но тут же отшвырнула его в сторону и залилась слезами, которые были столь же фальшивыми, как и выдуманная ею головная боль. Но это было единственным средством усыпить хотя бы на короткое время бдительность Глафиры Дончак-Яровской и ее ближайшей подруги Дарьи Пискуновой, которая неустанно рыскала по дому в надежде разузнать что-нибудь, способное пролить свет на таинственные события, из-за которых была отложена свадьба. Одно было плохо – голова начинала болеть по-настоящему, и Ольга Ивановна боялась, что не сможет выдержать ночную поездку до почтовой станции.
Глафира наконец-то сжалилась над подругой и, пожелав ей спокойной ночи, прошуршала юбками к двери, но на пороге остановилась и не преминула заметить:
– Будь осторожна, дорогая! Кое-кто уже заметил твое особое расположение к Фаддею Багрянцеву. Конечно, я все прекрасно понимаю. Не каждый день видишь в своем доме подобную знаменитость. Но взгляды, которые он бросал на тебя... – Глафира многозначительно вздохнула, – были слишком красноречивы! Ты не находишь, что это несколько неприлично в нашем возрасте?
Ольга Ивановна почувствовала, что она сейчас взорвется, как вулкан Кракатау, но Глафира словно почувствовала неизбежность надвигающейся катастрофы и быстро покинула ее спальню.
И как только за гостьей захлопнулась дверь, Ольга Ивановна отбросила персидскую шаль, которой прикрывала ноги, и поднялась с дивана.
– Ты все приготовила в дорогу? – спросила она горничную Лушу.
– Да, барыня! – ответила та и выглянула в окно. – Карету, как вы приказали, подадут к заднему крыльцу. А этот барин, который с усами, велел передать, что будут ожидать вас на опушке леса.
Через полчаса Ольга Ивановна в сопровождении Ратибора Райковича и Фаддея Багрянцева, пожелавшего ехать в ее более удобной карете, уселась в свой дорожный экипаж и направилась вслед за каретой графа Андрея к первому пункту своего путешествия – постоялому двору. Там несколько часов назад состоялась уже известная встреча Анастасии Меркушевой с Сергеем Ратмановым.
Через окно отведенной ей на втором этаже спальни Глафира Дончак-Яровская наблюдала за отъездом большой поскрипывающей рессорами кареты. Рядом с ней молча посапывала вечно простуженная Дарья Пискунова, которая вовремя засекла странную суету на заднем крыльце и поспешила обрадовать свою наперсницу, что их подозрения не лишены основания.
– Вы видите? Что я вам говорила? – возбужденно шептала она, слегка задыхаясь и поминутно вытирая нос. – Это Ольгина карета, вне всякого сомнения! И обратите внимание, с каким трудом лошади вытянули ее со двора. Полагаю, если сейчас спросить у слуг, где их хозяйка и этот противный Ратибор, который ни за что не отпустит ее одну, мы получим достаточно невразумительные ответы.
– Но я только что от Ольги, – с сомнением в голосе произнесла Глафира. – Она пластом лежит в своей постели. И потом, зачем ей отправляться куда-то на ночь глядя?
– В погоню за собственной дочерью! – с нескрываемым торжеством возвестила Пискунова и прижала руку к массивной груди, словно пыталась унять чрезмерное сердцебиение от предвкушения той пикантной новости, которую она приготовилась сообщить своей менее расторопной приятельнице. – Мне удалось подкупить одного из конюхов, и он рассказал, что Настя сбежала из дома, причем прямо в подвенечном платье. А дворецкий пригрозил лично оторвать голову тому из слуг, кто проболтается о побеге барышни из-под венца...
– Не может быть! – прошептала Глафира. Ее бледные щеки раскраснелись, а выпуклые глаза стали еще более круглыми и удивленными, чем обычно. – Это ж верх неприличия! – Она радостно хихикнула и возбужденно потерла ладони. – Попробуем убедиться, что мы не ошиблись.
Они на цыпочках прокрались по длинному коридору в восточную часть дома и остановились у дверей в спальню Насти.
– Конечно, мы поступаем не совсем хорошо, – Глафира бросила настороженный взгляд в одну сторону коридора, потом в другую и предупредила свою напарницу: – В крайнем случае мы объясним, что отправились к Ольге узнать о ее самочувствии, но ошиблись дверью. – Она быстро повернула массивную бронзовую ручку и толкнула тяжелую, украшенную резьбой дверь.
Комната Насти была залита лунным светом, проникающим сквозь не закрытые портьерами окна и освещающим аккуратно прибранную кровать с высокими резными спинками. Тщательно уложенные и взбитые подушки лишний раз подтверждали слова Дарьи о том, что в эту кровать сегодня никто не собирался ложиться.
– Да-а! – восторженно провозгласила Глафира и победно посмотрела на подругу. – Бесспорно, вы правы, девчонка действительно сбежала!
Обе дамы с нескрываемым восторгом переглянулись и поспешили в другой конец коридора, к той самой спальне, которую совсем недавно покинула Глафира и где должна была лежать сейчас в своей постели мать беглянки.
– Я говорила с ней чуть более получаса назад, – сказала Глафира и решительно распахнула дверь.
В этой комнате, как и в Настиной, никого не было, а кровать была прибрана не менее опрятно, и лишь на софе лежала забытая хозяйкой шаль, да на светлом бархате выделялось темное пятно – след от недавно пролитой воды.
Дамы многозначительно покачали головами. И тут же, как по команде, развернулись и уже безбоязненно прошуршали юбками в западное крыло особняка.
– Спальня Райковича, – возвестила простуженным басом Пискунова, остановившись у двери, а Глафира предостерегающе поднесла палец к губам и, немного помедлив, распахнула дверь. И здесь их догадка подтвердилась: комната была пуста!
– Да-а! – проговорила ледяным тоном Глафира. – Ольга, очевидно, совсем сошла с ума, если на ночь глядя отправилась неизвестно куда, да еще в компании с этим несносным Райковичем! – прошептала она, всем своим видом демонстрируя осуждение крайне опрометчивому поступку своей приятельницы. – Вероятно, положение настолько отчаянное, что она не могла дождаться утра! Но ее скрытность только усложнила ситуацию, – она хитро улыбнулась и подмигнула Пискуновой. – А вы уверены, что граф Андрей и этот толстый увалень Багрянцев находятся в своих постелях?