— Я не хочу, чтобы мое платье стало зеленым от травы, — сказала Николь.
— Дай мне твою тарелку, — попросил Клэй и поставил свою на землю рядом с собой. Потом взял Николь за руку и усадил к себе на колени.
— Клэй! — сказала она, пытаясь вырваться. Но он крепко держал ее. — Клэй, прошу тебя. Вокруг люди.
— Никому до нас нет никакого дела, — сказал он, жарко дыша ей в ухо. — Их больше интересует еда, чем то, чем мы занимаемся.
— Ты пьян? — спросила Николь, отпрянув от него.
Он рассмеялся:
— Ты говоришь, как и положено жене. Да, немного пьян. А ты трезва как стеклышко. Мне это не нравится. Знала бы ты, как восхитительна бываешь, когда выпьешь. — Он поцеловал ее в кончик носа, потом схватил кружку с ромовым пуншем. — Ну-ка выпей!
— Нет! Я не хочу опьянеть!
— Я буду держать кружку у твоих губ. Тебе придется либо сделать глоток, либо испортить платье.
Клэй смотрел на нее с подкупающей улыбкой, словно озорной мальчишка, а ей очень хотелось пить. Пунш был великолепен. Его готовили из трех различных сортов рома и четырех фруктовых соков. В нем плавали кусочки льда. Пунш сразу ударил ей в голову, и она расслабилась.
— Ну как?
Она взглянула на него из-под густых ресниц.
— Ты здесь самый красивый мужчина, — мечтательно произнесла Николь.
— Красивее, чем Стивен Шоу?
— Ты имеешь в виду блондина с ямочкой на подбородке?
Клэй скорчил гримасу.
— Могла бы сказать, что понятия не имеешь, о ком идет речь. Возьми, — сказал он, подав ей тарелку, — съешь что-нибудь. Я думал, француженки не пьянеют так быстро.
Она положила голову ему на плечо.
— Ну-ка сядь, — строго сказал он и поднес к ее рту кусок кукурузной лепешки. — Ты говорила, что голодна. — Взгляд, которым она его одарила, заставил его заерзать и сменить положение ног. — Ешь! — приказал он.
Николь неохотно переключила внимание на еду, но сидеть у него на коленях было приятно.
— Мне понравились твои друзья, — сказала она, прожевав картофельный салат. — Скажи, а сегодня еще будут скачки?
— Нет, — ответил Клэй. — Мы обычно даем лошадям и жокеям возможность отдохнуть. Большинство гостей играют в карты, шахматы или в триктрак. А некоторые отыскивают в этом лабиринте, который Эллен называет домом, отведенные для них комнаты и ложатся подремать.
Николь некоторое время продолжила молча есть, потом взглянула на него:
— А мы что будем делать?
Клэй усмехнулся уголком губ:
— Думаю, надо дать тебе еще пунша, а потом спросить об этом у тебя.
Чуть помедлив, Николь взяла кружку с пуншем и, сделав большой глоток, поставила ее на землю. Потом вдруг сладко зевнула.
— Я с удовольствием… вздремнула бы.
Клэй снял с себя куртку, положил на землю и пересадил на него Николь. Заметив ее удивление, он легонько поцеловал ее в губы и объяснил:
— Поскольку мне придется проводить тебя через весь двор к дому, надо привести себя в приличное состояние.
Взгляд Николь скользнул вниз и уперся во внушительное утолщение, образовавшееся под лосинами Клэя. Она хихикнула.
— Ешь, бесенок ты этакий! — с напускной суровостью в голосе сказал он.
Несколько минут спустя Клэй отобрал у нее наполовину опустошенную тарелку и поставил Николь на ноги. Куртку он накинул на одно плечо.
— Эллен! — крикнул он, когда они приблизились к дому. — Какую комнату ты отвела для нас?
— Северо-восточное крыло, второй этаж, третья спальня, — не задумываясь ответила Эллен.
— Устал, Клэй? — насмешливо произнес кто-то из гостей. — Удивительно, что молодожены так быстро устают.
— Ты просто завидуешь, Генри! — крикнул через плечо Клэй.
— Клэй, — сказала Николь, когда они вошли в дом, — ты ставишь меня в неловкое положение.
— А ты бросаешь на меня такие взгляды, которые заставляют меня краснеть, — пробормотал он. Он повел ее за собой по бесчисленным коридорам. Николь успела мимоходом заметить странное смешение стилей меблировки и картин: от английского елизаветинского до американского примитивизма. Одни картины были достойны Версаля, другие оказались грубой мазней, как будто их намалевали дети.
Клэй непостижимым образом отыскал комнату. Он втащил Николь внутрь, ногой захлопнул за собой дверь и сразу же принялся жадно целовать ее, как будто не мог насытиться.