Нет, серьезно. В этом мире мне начинало лезть в голову все, что угодно. Вплоть до того, что фонтан — сердце замка, и потому сам замок в несколько запущенном виде, потому что сердце не работает.
Так себе формулировка была, но с тяжелой головой, да еще спросонья, я не очень хорошо соображала. И, даже если все было так, как я себе нафантазировала, то мне вот делать больше нечего было, как чинить мое временное пристанище.
Тем не менее, смех смехом, но шарик провалился сквозь пол, а через какое-то время появился вновь. Теперь он сиял уже не так ярко, летал медленнее, и, кажется, стал меньше. Бедняга, небось, немало сил потратил на то, чтобы разбудить меня и привести сюда. Вот если бы только он мог адекватно объяснить, чего ему от меня нужно…
Но он, к сожалению, не мог. Как-то меня не особо воодушевляло то, что меня он понимает, но вот я его — с горем пополам.
Шарик совсем сдулся, оставшись крошечной точкой, а потом исчезла и она.
А я что? Я ничего. Махнула рукой и поплелась обратно в спальню. Но теперь уже без кошки, которая исчезла в неизвестном направлении, хотя, казалось, что я же вот, только что, краем глаза видела, как она сидит на нижних ступеньках и умывается.
Нет, надо все-таки не забыть спросить у эдме Хенны, чье это чудо и как ее зовут…
* * * * *
Это было самое неприятное пробуждение из всех, что я помнила в своей жизни. Кто-то настойчиво тряс меня за плечо и звал. А я отбрыкивалась, зарываясь с головой под одеяло. Даже умудрилась выдать:
— Еще пять минут, мам, и я встаю…
— Госпожа Анне? — недоуменно спросила та, что все это время пыталась меня разбудить. — Завтрак подадут уже через полчаса, но если вы хотите, то могут и позже…
Возмущенное сознание, которое так нагло выдрали из царства Морфея, идентифицировало голос, как принадлежащий эдме Хенне. Вот тут я проснулась окончательно, села на постели и закуталась в одеяло, как в кокон, и огляделась.
Вот вроде бы уже приняла произошедшее, и даже потихоньку начала мириться с тем, что застряла здесь на какое-то время, а билет домой вот, перед лицом, но в то же время недосягаем, а все туда же — маму зову, как маленькая девочка.
Вроде бы даже засыпала без мыслей, что проснусь утром и все вернется на свои места.
— Извините, — вздохнула я, плотнее закутываясь в одеяло.
— За что вы извиняетесь, госпожа? — эдме Хенна улыбнулась, но как-то не очень весело. — Это нормально, что часть вашей души все еще находится дома. Хуже было бы, если бы вы вообще больше не вспоминали про свой мир.
Я отвернулась от нее и посмотрела в окно. А вспоминала ли я? Ну, да, проводила некоторые параллели, но… Даже Светку я чаще вспоминала, чем кого бы то ни было. А вот мама… Сутки, или двое, не важно, сколько я тут провела, но за все время это был первый раз, когда я вспомнила про маму. До этого даже мыслей не возникало, а как она там? Беспокоится ли? Перерыла все больницы и морги? Или, увлеченная своей личной жизнью, даже не заметила, что я пропала?
— Возможно, я задам тупой вопрос, но мне очень нужно знать: когда меня выдернули из моего мира и притащили сюда, то время… оно… продолжает идти свои ходом в моем мире, или же есть какая-то вероятность, что я вернусь в тот же момент, в какой исчезла?
Я даже не могла точно сказать, откуда у меня вообще взялись мысли про остановившееся время. Кажется, я вычитала это в одной из тех фэнтезийных книжек, которые все-таки смогла осилить.
— Откуда такие мысли, госпожа? — эдме Хенна, кажется, была в шоке от моего вопроса. — Шутки со временем очень опасны. Остановить время — значит, остановить жизнь. И даже если бы было возможно вернуть вас до момента перехода, то история повторилась бы сначала.
Ой-ёй. Нет, проходить снова через этот дурдом я точно не горела желанием. Что ж, значит, придется найти какое-то адекватное объяснение тому, куда я пропала на такой большой срок. Потому что если сказать правду, то привет, смирительная рубашка и сосед Наполеон.
— А что случится, если я перестану вспоминать про свой мир? — спросила я. — Я что, тогда вообще никогда не смогу туда вернуться?
— Ваш мир — это часть вашей души и сердца. Способность помнить и любить просто говорит о чистой и светлой, не зараженной темнотой, душе и наличии сердца.