Все это я узнала от эдме Хенны за обедом, когда предложила ей составить мне компанию. Сказать, что я удивила ее этим, все равно, что ничего не сказать. То ли так в принципе не положено было, то ли просто сама Анне де Вир не допускала такого.
А я в свою очередь с не меньшим удивлением смотрела на эдме Хенну. Она говорила так, будто через ее руки прошел уже добрый десяток девушек, если не больше. Но на вид ей было лет тридцать-тридцать пять. Не больше. Сколько же ей, черт возьми, на самом деле лет? Но об этом я как-то постеснялась спрашивать. Да и во избежание очередной травмы для своей психики не стоило, наверное. По крайней мере, не сейчас.
Эдме Хенна рассказывала все это мне с некоторой печалью в голосе. И неудивительно. Сотни три лет назад ее народ, как, впрочем, и весь сказочный в целом, был свободен. Но положение в королевстве сильно изменилось с воцарением на престоле семьи Льялл, когда весь сказочный народец был подвергнут жестоким гонениям: кого-то убивали, не задумываясь, кого-то выселяли в другие королевства, а кому-то позволяли продолжать жить здесь, но уже с очень жесткими ограничениями. Но такая масштабная «зачистка» все равно оказалась не стопроцентной и, например, нет-нет, да обнаруживался подменыш вместо родного ребенка. Так что найры с их способностями, можно сказать, еще ценились здесь.
Как и дракон с его кристаллами.
Сделала ли эта семейка королевство лучше, я не могла сказать. Да и эдме Хенна не особо распространялась о том, как им всем жилось до Льяллов. Сказала только, что они были свободны, и все, этим и ограничилась. Наверное, ей просто не хотелось вспоминать о тех временах, которые, может, были лучше и беззаботнее, а может, наоборот, хуже.
А я думала о том, что жаль только, что все, что найры могли чувствовать, это души. Найти же человека, или определить, жив он вообще — это уже было не в их силах. Точнее, они могли сказать, что да, душа точно болтается где-то в этом мире, а вот в целости ли ее оболочка — уже нет.
Ну, да, если бы найти Анне де Вир было в силах эдме Хенны, то меня точно здесь не было бы.
Но это так же стало ответом на мучавший меня вопрос: почему эдме Хенна приняла меня так радушно, и не особо волновалась за судьбу Анне де Вир.
Во-первых, она была уверена на все сто процентов, что душа госпожи де Вир все еще в этом мире. А жива или нет…
Уж не знаю, что способствовало такой откровенности со стороны эдме Хенны, но она внезапно призналась:
— Госпожа Анне… была сложным ребенком. Она рано лишилась родителей, а ее опекун…
— Нехороший господин? — подсказала я, когда эдме Хенна замолчала и замялась.
— Не сказала бы так. Он никогда не был женат, и не имел детей. Так что понятия не имел, как общаться с детьми, да еще такими маленькими. А тут этот несчастный случай и ему на голову свалился маленький ребенок. Опекуна госпожа Анне не принимала. Доходило до того, что девочка не раз сбегала из дому. Я, к сожалению, слишком поздно попала в эту семью, когда госпоже исполнилось уже двенадцать лет. Я не знаю, почему господин Раттан не озаботился этим раньше. И, как правило, подобное не практикуется, что найру нанимают к уже взрослому ребенку, но господин был в отчаянии, даже платил вдвое больше. Но исправить девочку было уже невозможно. Сама себе на уме, она не слушала никого.
— А как так получилось, что госпожа де Вир стала невестой господина Граафа? Не по любви же они…
— Нет, конечно, госпожа, — печально улыбнулась эдме Хенна. — Любовь для семьи Грааф давно уже позабытое понятие. Только выгода и ничего больше, ну и их дурацкая клятва… Семья де Вир владела плодородными землями на юге Иданнра, они-то и привлекли господина де Граафа.
Итак, эдме Хенна знала про клятву. Я вспомнила, какое значение придавал ей Йонке и с какой опаской рассказывал про нее, как если бы это было такой тайной, которую даже под страхом смертной казни нельзя было рассказывать.
— Вы знаете про клятву?
— Да про нее все знают, — пожала плечами эдме Хенна. — Семья Грааф никогда не делала из этого тайны.
Вот и приехали. Что же за каша такая была в голове Йонке, что он пытался мне подать это все, как нечто очень важное и секретное? Надеялся на мое сочувствие и то, что во мне заиграет «герой», который спасет от неизвестно каких последствий господина Граафа? Что ж, он облажался. Мне было плевать с высокой колокольни на господина Граафа, которого я не то, что не видела ни разу хотя бы на портрете, а даже не знала имени его. Впрочем, и на всю эту пристукнутую клятвами семейку мне тоже было плевать. Это не мои проблемы, что они страдают такой дурью, а потом оказываются вот в такой глубокой яме. И лететь под венец, очертя голову, только чтобы спасти тех, до которых мне ровным счетом никакого дела нет — вот уж нет, спасибо. Пусть Йонке хоть сам женится на господине Граафе, раз ему так важно все это.