— А даска может принимать физическую форму? — спросила я, вспоминая очень даже осязаемую шерстку кошки, ее тяжесть на своей груди и тепло от ее тела.
— Насколько мне известно — нет, — отрицательно покачала головой эдме Хенна.
— Тогда это не даска, — нервно усмехнулась я, и рассказала эдме Хенне, что кошка вполне себе осязаемая.
Но Эдме Хенна, похоже, не очень этим обеспокоилась, потому что, как она выразилась, все может быть.
Но стоит признать, что мне было бы куда легче, если бы кошка действительно оказалась бы даской. А так я даже не знала, что и думать. Случайная переселенка? Или все-таки даска, которая может вопреки общему мнению принимать физическую форму? Мозг сломать можно было.
Чем дальше, тем больше вопросов, ответов на которые либо не было, либо же они были, но порождали еще вагон и маленькую тележку вопросов.
Эдме Хенна ушла, пообещав вскоре вернуться с завтраком и еще одной порцией того мерзкого отвара, которым поила меня ночью.
А я осталась лежать, закутавшись в одеяло, и думать о кошке, которую теперь со спокойной душой можно было смело обозвать Призраком.
Глава 10
— Это не очень хорошая идея, госпожа, — сказала эдме Хенна, хмуро глядя на меня. — Господин Файлин прописал вам постельный режим…
Я поморщилась, потому что была в корне не согласна с эдме Хенной. И с господином Файлином. Особенно с ним. Тоже мне лекарь. Одно название только. Как по мне, так эдме Хенна, а еще Призрак (да, я предпочитала думать, что это все-таки самая обычная кошка, такая же, как и в моем мире, а не даска, или плод моего воображения), сделали куда больше, чем этот сморчок.
Да, я еще не в полной мере оправилась — все еще мучил кашель, а в отражении зеркала я видела бледное подобие себя. Но быть запертой в четырех стенах, лежать бревном в кровати, насильно запихивать в себя еду и пить осточертевшее противное пойло, которое по какому-то недоразумению именовалось «лечебным отваром» и якобы способствовало более быстрому выздоровлению (но все, что оно делало, это либо напрочь перебивало аппетит своим мерзким вкусом, либо вызывало тошноту, если было принято после еды), мне надоело.
Я остро нуждалась в свежем воздухе. Может, это местные девушки такие нежные фиалки, которым требовались недели на то, чтобы оправиться от обычной простуды, но лично я чувствовала себя вполне сносно.
Эдме Хенна, поняв, что спорить со мной бесполезно, пыталась найти компромисс и предлагала «погулять» на балконе. Но меня такое предложение совсем не устраивало, даже несмотря на то, что балконы в этом замке были очень большие. И вообще, разве можно сравнивать настоящую прогулку с балконом? Нет, конечно! Поэтому я настаивала на прогулке в парке, примыкающим к территории замка.
Ну а еще на том, чтобы компанию составила мне эдме Хенна. Все равно некому было меня сопровождать. Компаньонка Анне де Вир ушла незадолго до ее побега. Даже расчет не взяла. Просто в один не самый прекрасный момент исчезла, не поставив никого в известность. Меня это, конечно, удивило и озадачило. Но не эдме Хенну, которая уже привыкла к тому, что некоторые компаньонки Анне де Вир вполне могли так поступить. Впрочем, с другой стороны, это действительно было не так уж удивительно. С таким-то характером, как у госпожи де Вир… Мало кто выдержит прислуживать такому человеку продолжительное время. Компаньонок Анне меняла чаще, чем перчатки. Кто-то просто не устраивал ее по непонятным причинам, кто-то сам уходил.
Но меня это даже устраивало, потому что эдме Хенна знала мое истинное происхождение, и с ней можно было спокойно поговорить, если вдруг меня заинтересовало бы еще что-то из устройства этого мира, а не прикидываться дурочкой, которой мозги отшибло.
— На улице снег же идет, госпожа. Вы еще не успели оправиться от одной болезни, и можете тут же подхватить какую-нибудь другую малоприятную заразу, — снова попыталась отговорить меня эдме Хенна от моей затеи.
— Снег — это прекрасно, — отозвалась я, и в буквальном смысле нырнула в гардероб, принадлежащий Анне в поисках чего-нибудь относительно приличного и не пестрого.
Моя-то одежда, естественно, никуда не годилась. А вкус Анне де Вир повергал меня в уныние, но я не отчаивалась и все равно пыталась найти в этом пестром и местами чрезмерно откровенном хламе хоть что-нибудь однотонное и не столь открытое. Пусть под верхней одеждой и не видно таких вызывающих вырезов, но все равно мне такие платья не нравились.