Он посмотрел на меня так, как будто только что заметил, а до этого объяснялся то ли с книгами, то ли сам с собой. Тряхнув головой и тяжело вздохнув, он встал, подошел к окну и немного отодвинул штору, пропуская чуть больше света.
— Простите, госпожа Настя, даже зная, что вы не Анне де Вир, мне все еще не так просто смотреть на вас и не видеть ее при этом. Просто потрясающее сходство…
С одной стороны, я немного его понимала: был у меня опыт общения с близнецами, начавшийся с не очень смешной для меня подмены друг друга. С другой же, мне была неприятна мысль о том, что где-то в этом мире ошивается мой клон со склочным характером и меня по инерции ассоциируют с ней.
Я все ждала, когда Риккард де Грааф начнет посвящать меня в свой «план» по спасению сына, если он у него еще был, конечно. А то кто ж его знает, может, надеется, что я взмахну ручкой и все рассосется само собой. Утрированный пример, конечно, но лично я до сих пор не видела решения «проблемы» с моей помощью.
И меня не очень порадовало то, что господин де Грааф начал как-то издалека, напоминая при этом мне о том, о чем очень хотелось бы забыть.
— Вы ведь совсем не понимаете магию, хоть и пытаетесь в меру своих сил, госпожа Настя. Иначе не допустили бы такой глупости, как необдуманное признание в убийстве… — начал он, повернувшись ко мне.
Я почувствовала, как начинают гореть уши и щеки.
— Не хотите ли объяснить, почему вы вообще решили, что как-то причастны к смерти господина ди Яспера?
Это был, наверное, самый сложный вопрос, на который мне когда-либо приходилось отвечать. Я пожала плечами. А что я, собственно, могла сказать?
— Я слишком сильно желала мастеру Йонке жестокой расправы, — начала я, вспоминая все свои мысленные угрозы в адрес Йонке. — Связала это с Магией Слова и…
Риккард де Грааф поднял руку вверх, останавливая меня. И я прикусила язык, надеясь, что не ляпнула какой-нибудь смехотворной нелепицы. Но нет, не ляпнула, аж от сердца отлегло.
— Ваши рассуждения верны, госпожа Настя, — кивнул Риккард де Грааф, и даже улыбнулся, удивив меня, хоть улыбка и не спасла все еще хмурого выражения его лица, и продолжил: — И будь вы могущественным магом, то непременно ваши пожелания настигли бы господина ди Яспера, но… Что сказал Хрон?
— Нес какую-то ахинею про непростую искру во мне, — я потерла лоб костяшками пальцев, как будто бы это могло помочь мне вспомнить все дословно. — А, еще про то, что я не убивала мастера Йонке.
Риккард де Грааф улыбнулся, но улыбка вышла крайне печальной, не обещающей ничего хорошего.
— Так и сказал? — уточнил он.
— М-м-м… Не совсем. Он сказал, что не видит призраков за мной. Вроде бы так.
Господин де Грааф кивнул и снова отвернулся к окну.
— Таких, как Хрон, используют в тюрьмах по всему королевству. Да, в какой-то степени они способны определить преступника…
В какой-то? Я напряглась, по спине пробежал холодок. Чтобы это ни значило, но это точно не хорошо.
— Прошу прощения? Что значит «в какой-то»?
— То, что за человеком нет призраков, это еще не значит, что его вины в чьей-либо смерти нет.
М-да, совсем-совсем не хорошо.
— Но…
— Королевство давно уже переживает не лучшие времена, госпожа Настя, — перебил меня господин де Грааф, а я вздохнула: похоже, меня снова ждал очередной экскурс в неприятную историю с воцарением Льяллов. — А магия и подавно. Когда-то этот мир буквально трещал по швам от магии. Можно сказать, что она была в переизбытке. Но три сотни лет назад все резко изменилось.
Этот эпизод я знала лишь вкратце, а потому перебивать не стала: в отличие от эдме Хенны господин де Грааф не скупился на подробности. И в итоге получившаяся картина была так себе, с какой стороны ни посмотри на нее.
Во-первых, само королевство Иданнр возникло сравнительно недавно: сотни четыре лет назад. И образовалось оно на исконных землях сказочного народца. Точнее, в те времена это стало убежищем беглых магов из других королевств, которые просто хотели жить, а не закончить свою судьбу где-нибудь на виселице, или на костре. Преследуемых магов мне было жалко ровно до тех пор, пока не выяснилось, что зачастую магия использовалась далеко не во благо. Всем казалось, что в самой их природе была какая-то странная склонность скорее вредить, чем помогать. Например, вылеченный от смертельной болезни человек либо вскоре все равно умирал, либо продолжал жить, но смерть забирала кого-то из его близкого окружения. Всякие безобидные, как могло показаться бы на первый взгляд, вещи, как приворотные заклинания или зелья имели странный эффект: привороженный становился «овощем», после чего объект воздыхания, естественно, таковым больше не являлся, был брошен, а вскоре терял последние остатки разума, или вовсе умирал. Кому как повезет. Приумноженные с помощью магии удача или богатство (а порой и то и другое) не приносили ничего хорошего семье того, кто воспользовался услугами мага. И все в том же духе, из-за чего у людей сложилось, казалось бы, вполне обоснованное мнение: магия — зло, которое подлежит искоренению.